она тащит выброшенную крышку от канализационного люка. Лишь немного вспотев, она сказала: «Может пригодиться», – вспоминал он.

Моя одежда была хорошо сделана и практична, наскоро сшитая мамой из красного, синего или желтого крепкого вельвета в ее швейной комнате под карнизом. Мои ботинки были прочными и пригодными для прогулок на улице в любую погоду. Много раз я мечтала о розовых праздничных платьях с оборками и лакированных туфельках, и тем не менее история повторяется с моей собственной дочерью: я отправляю ее в школу в неубиваемых непромокаемых кроссовках с хорошим сцеплением, чтобы на переменах она могла спокойно играть и не поскальзываться в блестящих туфельках на застежке, которые я вижу на ногах ее подруг.

Для меня важно, чтобы она могла крепко стоять на ногах (вполне буквально), но то, что она может поддержать себя, не означает, что она должна поддерживать всех остальных.

Мои клиентки – все до единой храбрые, способные, жизнерадостные женщины с высоким уровнем эмоцио– нального интеллекта. Некоторых тем не менее научили использовать свои способности для службы другим, и они ошибочно верят, что их долг – делиться своими ресурсами с теми, кто может в них нуждаться, даже если они этого не заслуживают.

Эмбер

Эмбер приучили быть женщиной, угождающей окружающим. У нее был младший брат, и всегда именно он определял игры, в которые они будут играть, он отводил ей роль Робина, а себе – Бэтмена, ей – роль вратаря, а себе – забивающего. Когда она подросла и завела собственных друзей, то поняла, что больше не хочет играть по его правилам. Ее мать говорила: «Но тебе следует хотеть играть с братом – он хочет играть с тобой, потому что любит тебя». Она ощущала себя в семье ложкой дегтя в бочке семейного меда, так, будто если таковы условия любящих отношений, она должна была найти способы придать себе правильную форму и принимать такую любовь, какую дают. Она снова играла в его игры, неохотно передвигая армию пластиковых солдатиков или сидя в пещере, которую он соорудил. Годами она угождала ему способом Тени, чтобы облегчить ему существования на солнце, но она злилась и развила паттерны Резистора, чтобы ограничить время, которое они проводили вместе.

Десятилетия спустя Эмбер обнаружила, что в ее жизни все еще было много подобных разговоров. Они вроде были больше не об играх в пещерных людей, но все еще про реализацию чужих мечтаний: девичники, посещения семьи, мероприятия на работе, сборы денег на всяческие инициативы в школе, книжные клубы, вечеринки по случаю дней рождения, свадьбы или выгулы собак. Так много запросов на удовлетворение желаний других людей и глубоко засевший дискомфорт от одной возможности подвести их. В ее голове это уравнивалось с тем, что она «незаботлива» или «жестока», если говорит: «Нет, спасибо» или «Не для меня». Список чужих желаний казался бесконечным, и на терапию она пришла, только когда окончательно «выгорела» и записалась к терапевту. Она очень удивилась, когда он посоветовал ей записаться к психологу.

Мы начали с того, что изучили, что происходит с Эмбер, когда ее друг или важный человек просит ее о чем-то.

«Каждый раз, когда меня куда-то приглашают, я как будто прихожу в смятение… Я борюсь с собой, следует ли мне пойти, хочу ли я пойти или мне вообще следует хотеть пойти!» Она посмеялась над невероятностью своего внутреннего надзирателя. «Я думаю о том, должна ли я им сказать “да” в этот раз или у меня есть достаточно веская причина сказать “нет”. Как я на самом деле чувствую – никогда не играет никакой роли». Она отчитывала себя, вопрошая: «Почему я никогда ничего не хочу? Мне нравится этот человек, это может быть весело и мне, скорее всего, понравится, когда мы придем на место… что со мной не так, почему я такая антисоциальная?» Она всегда возвращалась к одному вопросу: «Что со мной не так?» Принимала она в итоге приглашение или отказывалась от него, в любом случае она жалела.

Поставить в приоритет себя

Эмбер воспитала мать, которая на собственном примере наглядно продемонстрировала, что быть женщиной означает быть заботливой, подстраивающейся под других, ответственной и понимающей. В семье Эмбер если родилась девочкой, то думаешь сначала о других, потом о себе. Когда она повзрослела и не смогла продолжать слепо угодничать, она усомнилась в себе, а не в честности кодекса, по которому ее воспитали.

Больше всего Эмбер хотелось услышать от кого-нибудь: «Слушай, мне бы очень хотелось с тобой увидеться, дай мне знать, есть ли у тебя какие-то пожелания и когда тебе было бы удобно». Это было бы точным попаданием, которое сказало бы ей, что наконец-то она оказалась важна для кого-то достаточно, чтобы их отношения строились на условиях, удобных и для нее тоже, в которых учитывались бы и ее пожелания, и где от нее не требовали бы, чтобы она помогала кому-то еще доносить их повестку или избегать их сложных эмоций. При таких условиях она не была бы запасным вариантом, реквизитом или каким-то должностным лицом. Эмбер наконец нашла свою злость – она осознала, что была не в ладу с семьей и друзьями, которые, внушая ей чувство вины, заставляли ее проводить время с ними, ведь в их жизнях чего-то не хватало. Ей осточертело быть плугом, за который ее менеджеры запрягали ее саму, представляя дополнительную нагрузку как «замечательные возможности для роста».

Пока мы принимаем такие дисфункциональные, условные отношения, мы не оставляем ни единого шанса появиться в нашей жизни отношениям, которых мы по-настоящему хотим.

Если вы принимаете на себя эмоциональную ответственность за всех и вся, то, скорее всего, именно ее вам и будут предлагать. Если вы стараетесь решить любую задачу, которую вам ставят, то они будут неизбежно сыпаться на вас. Если вам нужно что-то сделать, попросите занятую женщину, не так ли? Если она занята, то, скорее всего, потому, что она уже делает работу за всех остальных, поэтому не откажется выполнить и вашу работу за вас. Это та ценность, которую, как она верит, она несет, и то, за чем к ней обратятся люди. Она сделает это, потому что у нее хорошо это получается или ей так сказали, но это не означает, что ей следует это сделать, просто потому что она может.

Мать хвалила Эмбер, когда она заботилась о брате и уступала ему. В ходе терапии она поняла, что ее матери, пожалуй, было удобно иметь кого-то, с кем можно разделить ответственность, –