Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приехала Юханна, всю ночь просидела в родильном доме у постели Анны. Переживала она не меньше дочери.
— Ты очень мне поможешь, — сказала матери Анна, — если заберешь детей в Гётеборг. Тогда я смогу посвятить все время мальчику, когда меня выпишут домой.
Юханна колебалась, но, поговорив с врачом, успокоилась. Они решили ничего не сообщать Рикарду, не тревожить его.
Мать с девочками уехала, но звонила два раза в день.
— У тебя есть подруги, Анна? Где Кристина?
— В Оланде. Все разъехались.
Стояло жаркое лето, когда Анна осталась одна с недоношенным ребенком в полутемной квартире. Ребенок не выносил яркого света. Он не мог кричать, как только она укладывала его в кроватку, начинал жалобно хныкать.
Жалость, смирение, безнадежность.
Прошла неделя, вторя, четвертая, началась шестая, и на сороковой день — она точно подсчитала — он умер, во второй половине дня, в среду. Она посмотрела на часы — было три. Только теперь до нее дошла вся глубина смысла простенького и банального объявления о смерти ребенка: «Крошка ангел к нам пришел, улыбнулся и ушел».
Правда, Петер так ни разу и не одарил Анну улыбкой.
Не выпуская из рук мертвое тельце, она подошла к окну и подняла занавески. Свет как молния ударил ее по глазам. Она удивленно посмотрела в окно. Мир нисколько не изменился. По улице шли, как обычно, люди. Внизу в песочнице шумно играли дети. Звонил телефон, но она не брала трубку. Она никогда больше не станет отвечать на звонки.
Потом она уснула, держа в объятиях мертвого ребенка, провожая его в холод смерти. Через десять часов ее разбудил Рикард, срочно прилетевший транзитом через Берлин после того, как ему позвонила встревоженная Юханна.
Он сделал все, что нужно. Вызвал врача. Позвонил в похоронное бюро, родителям, друзьям. Он сделал все, что нужно, и для Анны — он искупал ее в теплой ванне, заставил выпить и уложил в чистую постель, завернув в подогретое одеяло.
В забытьи она слышала, как он плакал ночами.
Сама Анна в течение многих недель не проронила ни слезинки. Позже она говорила, что эти недели попросту выпали из ее жизни. То были недели, заполненные странными переживаниями.
Однажды Рикарду надо было отлучиться в редакцию. «Анна, я уйду всего на два часа. Пообещай мне, что будешь смирно лежать в постели».
Она пообещала.
Когда он вернулся, жены не было. Он обежал квартал и уже собирался звонить в полицию, когда увидел улыбающуюся Анну, идущую навстречу ему по улице.
— Какая удача, что я тебя встретила. Ты должен мне помочь.
— Но где ты была?
— В детской поликлинике, Рикард, куда ходят с больными детьми.
— В какой поликлинике?
— В обычной, в той, что в бараке за рынком.
— Анна, ее же снесли много лет назад.
— Как это странно, — сказала она. — Вот почему я так и не смогла ее найти. Понимаешь, я забыла Петера в поликлинике, у медсестер. — Она растерялась, взглянув в его глаза. — Не сердись на меня, Рикард. Ему было не так уж плохо, но они же образованные, и вот так я…
— Идем, — сказал он и взял ее под руку. Он провел ее через рынок, уставленный фонтанчиками с идиотскими скульптурами, свернул за угол, и они оказались на пустыре, где когда-то была детская поликлиника, а теперь располагалась автостоянка.
— Я ничего не понимаю. Я была здесь всего несколько часов назад. Но где же Петер?
— Он умер, и ты это знаешь.
Анна посмотрела ему в лицо, и он не отвел взгляда. Помолчав, она кивнула:
— Да, я знаю.
Вечером в голове у нее прояснилось, но страх остался.
— Я была там, я же помню, очень хорошо помню — двери, покрашенные голубой краской, сестру Сольвейг, как всегда усталую, но очень разговорчивую. Я была там, Рикард, но я не могла там быть.
— Сестра Сольвейг умерла, когда Мария была еще совсем маленькой. Сольвейг умерла от рака, ты должна это помнить, ведь мы были на ее похоронах.
— Умерла, как Петер?
— Да.
Анна надолго закрыла глаза, лицо ее разгладилось, когда она все поняла. Она открыла глаза и заговорила вполне разумно:
— Рикард, я обещаю тебе, что не сойду с ума.
— Ты меня напугала едва не до безумия, — ответил он.
Только теперь она заметила, какой утомленный вид у Рикарда, как он бледен, и осознала, что надо собраться и взять себя в руки. Ей довольно долго мерещились разные странные вещи, но она никогда не рассказывала о них мужу.
Окончательно пробить стену отчаяния ей, как это ни странно, помогла свекровь, которая как-то раз приехала к ним в гости.
— Тебе не о чем горевать. Он же был еще совсем мал, почти зародыш.
— Это было мое дитя, — возразила ей Анна.
Она наконец снова обрела способность плакать и плакала без перерыва почти двое суток. После этого привела в порядок дом, выбросила снотворое и вместе с Рикардом поехала на западный берег — к маме и детям.
Когда Рикард пришел домой, Анна была погружена в воспоминания о Петере. Посмотрев на жену, Рикард не на шутку встревожился:
— Анна, ты очень бледная.
— Ты пока почитай, а я приготовлю обед.
Анна купила и уже сварила кусок соленой говяжьей грудинки. Теперь она почистила брюкву, картошку и морковку, нарезала все это мелкими кусочками, сварила и потушила в бульоне.
Рикард любил тушеные овощи.
У него был усталый вид, когда он пришел в кухню. Сил говорить у них не было, и только после еды, когда они вернулись в гостиную, он сказал:
— Я часто думаю о Петере. Он явился не случайно, потому что потом все стало так, как должно быть. Я хочу сказать, в отношениях между нами.
Она не смогла ответить.
«Рассказывала ли мама бабушке о моем разводе с Рикардом?»
Анна записала этот вопрос и жирно подчеркнула его.
Потом приписала ответ: «Я так не думаю. Мама не захотела волновать бабушку. Она была очарована Рикардом — он живо напоминал ей Рагнара».
Это была правда, но Анна понимала, что не вся.
Немного подумав, она нашла еще одно объяснение: мама молчала о разводе, потому что никогда всерьез в него не верила. Как-то, после того как Анна осталась одна, мама сказала: «Я никогда не поверю, что вы сможете расстаться друг с другом».
Анна наконец решилась, когда вернулась из родильного дома с Малин. Рикард уже несколько месяцев путался с какой-то бабой, его одежда пропиталась ее запахом, который витал теперь не только в гостиной, но и в постели.
Когда она сказала Рикарду о своем желании развестись, он пришел в отчаяние. Отказывался верить.