Ему бы стоило разрядить ситуацию какой-нибудь легкой шуткой, но в голову, как назло, ничего не пришло. Оля, слегка смущенная, спряталась за обычным своим непроницаемым ликом серьезной девочки, которой некогда думать о мальчиках. Ну вот, расстроенно подумал Илья, старался-старался, и все испортил.

По дороге до метро молчали, временами Оля отряхивалась, ворчливо замечая, что по его вине промокла, теперь обязательно простудится. А на носу — экзамены. Илья себя виноватым если и чувствовал, то совсем не за это. И тоже прикрылся спасительной маской этакого беспечного трепача и записного шутника. Долго распинался, что еще никто не придумал приема против его знаменитой подсечки, которой он свалил Цыганкова… Оля равнодушно, думая о каких-то своих невеселых проблемах, ответила, что с ней такой номер не прошел бы.

Он сам не знал, отчего его так заело. Или ее показное безразличие к его распущенным перьям, или то, что она заблокировала свои мысли. Когда поднялись на поверхность из метро на “Вернадского”, Илья чуть пропустил Олю вперед, присел, разворачиваясь и готовясь подхватить ее, когда начнет падать… И эта засранка, откровенно хохоча, просто перепрыгнула через его разящую ногу! Илья растерялся. Оля, сбросив маску задумчивости — только сейчас стало видно, что ее плохое настроение было маской, — заявила:

— Зато если я класс покажу — ты точно на ногах не устоишь!

Ну, это было слишком!

— Вперед, — кивнул он, занимая устойчивую позицию на участке, свободном ото льда.

Оля с наивной рожицей и абсолютно пустой головой приблизилась вплотную, положила руки ему на плечи… Илья невольно качнулся назад, ожидая, что она сейчас его поцелует — вот ведь действительно сногсшибательный прием! — и тогда ему точно придется что-то решать… и в тот же момент она скользнула влево, обходя его, по левой щиколотке сзади был нанесен очень точный и жестокий удар задником сапога, а нежные ручонки распрямились, превращаясь в швыряющие его наземь поршни.

Грохнувшись на спину, он чуть не взвыл. И тут же понял, насколько смешно все это выглядело. Повернувшись набок, встал на четвереньки, заходясь от смеха, а Оля суетливо приседала рядом, испуганно заглядывала в глаза:

— Илья, все нормально? Ты не ударился? Нет, честно все нормально? Послушай, я не думала, что ты действительно упадешь, я не хотела… Нет, на самом деле, это случайно, я не хотела тебя ронять…

Это “ронять” окончательно его добило. Господи, как хорошо, что никто не видел этой сцены! Моравлина, чемпиона Бурятии по рукопашному бою, — каковой факт тщательно им скрывался, — и “уронила” неопытная девчонка, предварительно им же извалянная в снегу!… И, в чем ведь подлость, — уронила именно потому, что не собиралась этого делать!

— Пошли, — все еще посмеиваясь, он встал и направился к маршрутке.

— Куда? — Оля семенила рядом, по-прежнему заглядывая в глаза.

— На маршрутку. А потом к тебе, — решил Илья. — Починю твой телефон. А ты меня чаем напоишь. Пока буду чинить и чаи гонять, хоть носки высохнут — у меня в ботинках воды больше, чем здесь будет по весне. Идет?

Оля, довольная, что ее не ругают, торопливо закивала.

* * *

30 декабря 2082 года — 15 января 2083 года

Селенград

Физика боялись все. Уважали, да, но боялись страшно. И при одной только мысли, что он будет принимать экзамен, глотали валерьянку литрами.

А Оле он позволял быть капризным, но милым ребенком. Она не отрицала, ей самой нравился этот имидж — немного взбалмошной, забавной, но хорошей девочки. И отношение ее к физику было таким же, как к деду. Оля не знала, что тому виной. Вроде бы физик и ее дед были совершенно непохожи. Дедушка, рослый, крупный мужчина, сохранивший еще всю свою мужественную и одухотворенную красоту, был ценителем изящных искусств, никогда — Бог свидетель! — не повышал голоса, всегда был тактичным и внимательным. И звали его хорошо: Виктор Иванович Борисов.

Физик был другим. Поразительно маленького роста, его из-за стола на кафедре не было видно, с огромным, с ладонь, крючковатым носом, въедливый и ехидный, зеркало его не любило и в лучшие времена, а сейчас и подавно… С самого начала он объявил, что оценок выше четверки в семестре он не ставит принципиально, потому что студентам не предлагаются задачи, которые стоят пятерки. А на экзамене студенты пусть благодарят Бога за то, что получат тройку. На тройку требовалось сдать всю теорию без запинки, решить экзаменационную задачу, и плюс к этому — один дополнительный теоретический вопрос и задача. Все это — не пользуясь никакими пособиями, даже без компьютера, с одним только билетом и текстовым планшетом. Вот кто справится, может уходить с чистой совестью, получив законную тройку.

Желающим же выделиться он предлагал задачи на порядок сложней. Решение занимало не один час и никак не укладывалось в рамки стандартных методов. Правда, разрешал пользоваться любыми справочниками.

Над его именем потешалась вся Академия. Разумеется, та ее часть, у которой он уже закончил читать свой курс. Остальным было не до смеха. Звали его Зигмунд Степанович Есусиков.

Вот… А общим у него с Олиным дедом было если только то, что оба они были физиками. И оба прошли войну на Венере, которая в учебниках истории отчего-то застенчиво именовалась “вооруженным конфликтом”. Кстати, оба были артиллеристами.

Оля ходила на все есусиковские факультативы, потому что хорошее отношение физика — еще не залог ее хорошей оценки в зачетке. Это она понимала. И ничуть не удивилась, когда он предложил ей решить задачку повышенной сложности — вроде бы в порядке подготовки к отборочному туру Сибирской олимпиады по физике.

Задача была красивая. Оля один вечер пыталась решать самостоятельно. Не удалось. Позвонила Илье — он как услышал, сразу отказал. Сказал, что чего-чего, а физики на уровне требований Есусикова он не знал никогда. Оля сходила к физичке с топливной химии. Есусиков не запрещал такие ходы — ради Бога, пусть решит кто-то. Главное-то, чтоб решение было понято тем, кому задача задана. Но физичка устало развела руками. Ей не хотелось связываться с заморочками Есусикова.

Тогда Оля позвонила деду в Московье. Дед охотно выслушал все ее новости и поздравления с Новым Годом, рассказал свои, принял задачу по почте. Оля благостно расслабилась: дед физик, не может не решить. Вон, поручит своим курсантам, те как орешек расщелкают. Однако на следующий день к вечеру дед позвонил и сказал, что решить не может. Объяснил это тем, что сам изучал несколько иную область.

Конечно, Оля могла бы впасть в депрессию. Могла бы отказаться от решения. Не смертельно же. Физик будет посматривать с легким презрением, с каким обычно смотрят на слабаков, ну и что? Он почти на всех так смотрит. Оле мысль о том, чтоб выкинуть белый флаг, даже в голову не пришла.

Она промучилась весь вечер. Звонила Наташа, звала погулять — Оля отказалась. Даже с Ильей, которому приспичило поболтать, разговор быстренько прекратила. Есть задачи поважней, гордо сказала она сама себе.