Немецкая политика оказалась неспособной воспользоваться предоставлявшейся возможностью. Переговоры с четниками велись неофициально – на первых шагах через сотрудников секретной службы, у которых не было никаких полномочий для заключения соглашения. Официальные круги не проявляли никакого интереса к этому и не давали никаких указаний. Немецкая машина в Югославии была в состоянии почти беспросветного хаоса. В Белграде сербское правительство не делало никакого секрета из своей приверженности королю Петру, а все его важнейшие решения были направлены на устранение конкуренции Михайловича. Тем не менее, между ними была установлена постоянная курьерская связь, а сербский национальный банк выдавал деньги в фонд четников (осуществлялось ли это с ведома немцев, неизвестно). В то же время при правительстве находился высший эсэсовский и полицейский чин, который стремился к искоренению четников. Наша же секретная служба прилагала все усилия, чтобы склонить четников к установлению с нами мира и переходу к совместным действиям против Тито.

В качестве полномочного представителя в Белград прибыл Нойбахер, благодаря которому положение дел несколько улучшилось. Нойбахер был в прошлом австрийским офицером и командовал во время Первой мировой войны хорватским подразделением, поэтому был хорошо осведомлен о проблемах южных славян. Он был к тому же деловым человеком, обладая воображением и решительноетью, что было редким явлением среди лидеров Третьего рейха. Имея независимое мнение, он проводил политику, которая не всегда совпадала с линией Гитлера и министра иностранных дел. К сожалению, позитивная и эффективная деятельность этого эксперта началась слишком поздно и не могла уже изменить историю Югославии. Если кому и удалось добиться взаимопонимания с четниками, так это Нойбахеру. Но к тому времени ситуация в стране изменилась. Главной проблемой стало не националистическое движение Михайловича, а коммунистическое, возглавляемое Иосипом Броз Тито.

Различные попытки установить мир с четниками длились слишком долго. Своего апогея они достигли в 1943 году, когда был разработан план возвращения в Сербию короля Петра. Эта идея была согласована с одним из ведущих лидеров четников, который поддерживал постоянную связь с двором короля в Лондоне. Он заверил короля Петра, что действует с ведома молодого короля. Его главным аргументом было то, что в отрядах Михайловича и Тито большинство составляли сербы. К тому же в движении Тито только лидеры были коммунистами. Возвратившись в страну и призвав всех сербов под свои знамена, он был бы в состоянии положить конец гражданской войне. Он мог бы иметь свою резиденцию не в Белграде, а в лесах, среди своих последователей, и оттуда руководить всеми операциями. Между немцами, королем и объединенным сербским народом могло быть установлено временное соглашение. Сербы должны были признать Хорватию, прекратить нападения на немецкие оккупационные войска и оставить в неприкосновенности их линии коммуникаций с Грецией и Болгарией, даже взяв на себя обязанность обеспечения их безопасности.

Такой план принес бы мир на сербскую территорию и привел бы к немедленному ослаблению Тито.

Остатки его отрядов были бы прикончены в Сербии четниками, а в Хорватии – немцами совместно с хорватами. Сербы, кроме того, будут обязаны не допускать перехода коммунистических партизанских отрядов через границы Сербии.

Этот план вызвал большое оживление в немецкой секретной службе. Нам казалось, что тем самым мог бы быть положен конец партизанской войне в регионе, к тому же это ничего не стоило бы Германии. Кальтенбруннер, преемник Гейдриха, был весьма заинтересован этой идеей и пытался уговорить Гиммлера доложить о ней Гитлеру. Риббентропа можно было просто обойти и проинформировать обо всем уже после принятия фюрером решения. Реакция Гиммлера не была слишком обнадеживающей. Самым большим недостатком плана, как он сказал мне, было то, что его осуществление должно проходить при молчаливом согласии англичан. Абсолютно исключено, что Гитлер допустит пусть даже частичное и молчаливое сотрудничество с ними. Если план можно изменить таким образом, что англичане будут совсем из него исключены, а король вылетит из Великобритании тайно, тогда фюрер может его поддержать.

Я заверил Гиммлера, что вопрос о сотрудничестве с англичанами даже не стоит. Но, несмотря на это, поддержки у него я не получил. Как мне стало известно позднее, Гиммлер не докладывал Гитлеру совсем ничего об этой идее. При удобном случае он, правда, обсудил ее с Риббентропом, который был абсолютно против этого плана, считая, что Гитлер такое предложение никогда не примет. Когда же летом 1944 года Кальтенбруннер упомянул об этом деле Гитлеру (план к тому времени был уже совсем нереализуем), оказалось, что тот не испытывал к нему явную антипатию. И снова было уже слишком поздно.

Что же касается самого вопроса, то весьма трудно дать правильную оценку, как был бы принят этот план королем и стали бы сербы выполнять скрупулезно предусмотренные в нем условия. Вместе с тем имеются доказательства, что Михайлович, Недич и большинство националистических лидеров восприняли его весьма положительно. Немецкая станция радиоперехвата вместе с тем засекла несколько радиоразговоров по данной проблеме между штабом четников и сербской радиостанцией в Англии. Одним из аргументов, которые приводили четники, было мнение, что королю нечего более ждать от западных держав, поскольку они открыто объявили о поддержке Тито. Далее они полагали, что определенные политические круги в Англии не будут слишком озабочены отлетом короля, а на запрос своего советского союзника с чистой совестью ответят, что ничего об этом не знают. По многочисленным репликам можно было судить, что король и его советники внимательно выслушивали эти соображения и не отвергли план с ходу.

Между тем ситуация в Хорватии развивалась не в пользу стран Оси. Усилились стычки между четниками и усташами. Резня сербов вызвала неописуемый ужас, который длился очень долго и не шел ни в какое сравнение даже с действиями четников. А от их рук страдало мусульманское население Восточной Боснии и Саньяка. По весьма скромным подсчетам, только в Саньяке было вырезано около 70 тысяч мусульман. Такая ненависть к мусульманам явилась наследием эпохи турецкой оккупации. Боснийские мусульмане считались потомками турецких захватчиков и рассматривались как предатели и ренегаты.

Правительство усташей старалось установить дружеские отношения с мусульманами. В первую годовщину образования государства Павелич сфотографировался в феске, как символе его симпатий. И все же отношение к мусульманам было как к национальному меньшинству. Вместе с тем гонениям подвергались и хорваты православного вероисповедания. Позднее усташи, однако, отошли от политики отношения к ним как к религиозному меньшинству и разрешили открыть собственную церковь с бывшим русским епископом.

Мы, немцы, относились к боснийским мусульманам терпимо, надеясь через них оказать необходимое влияние на турок. Между боснийскими мусульманами и турками существовали тесные дружеские отношения. Значительное число наиболее уважаемых людей в современной Турции, и в частности в ее вооруженных силах, были выходцами из боснийских семей.

Однако что-либо комбинировать было уже поздно. Турция, исходя из оценки сил, пришла к выводу, что Германии войну уже не выиграть.