Прощайте, Октав. Расположение духа у меня унылое, как нынешняя погода, и меня одолевает какой-то необъяснимый страх; боюсь, как бы вы не принесли мне несчастье или как бы я сама не погубила все, желая вас спасти.

Простите, что я пала духом, когда вы так нуждаетесь в надежде и утешении; может быть, завтра день будет для нас обоих удачнее.

Не забудьте, друг, в первое же наше свидание принести мой браслет. Буду Бога молить, чтобы дождь перестал. Если сегодня вечером мне нельзя будет выйти, поставлю на подоконник фонарь.

От Клеманс — Фернанде

Фернанда! Фернанда! Ты губишь себя и, уж сказать по правде, начала слишком рано. Мне больно думать о тебе. Я хорошо знала, что когда-нибудь это с тобой случится. При твоей слабохарактерности и отсутствии глубокой любви между тобой и мужем это всегда казалось мне неизбежным; но я надеялась, что ты дольше будешь сопротивляться своей судьбе и поведешь против нее более благородную, более мужественную борьбу. Ты слишком быстро дала победить себя. Бедненькая моя Фернанда, ты в таком возрасте, когда женщины еще не умеют извлечь; пользу из своей злой участи и по крайней мере благоразумно вести свои сердечные дела. Ты себя скомпрометируешь, попадешься мужу, будешь молить его о прощении, он тебя простит, ты снова изменишь и мало-помалу станешь его врагом или рабыней. Фернанда, да неужели ты не могла подождать два-три года?

Я знаю, ты еще чиста и, до того как произойдет первое грехопадение, бесполезно прольешь много слез, будешь искать защиты у всех святых и ангелов-хранителей, напрасно вознося к ним молитвы; но зло уже совершилось, ты уже согрешила в сердце своем. Ты любишь, любишь, дорогая, бесспорно, не мужа своего, а другого мужчину.

Ты писала мне, еще не зная об этом, иначе письмо, пожалуй, не было бы таким подробным, но положение твое для меня столь же ясно, бедненькая моя Фернанда, как твое прошлое и твое будущее. Этот Октав молод, ты заметила, что у него прелестное лицо; он влезает в твои) окна, он играет на флейте и волшебными ее звуками убаюкивает твоих детей; он разыгрывает роман, увиваясь вокруг тебя, и вот ты полна смятения, смущения, волнения, иначе говоря — ты влюблена. Ты прекрасно могла с самого начала рассказать мужу о дерзком поведении Октава: и поставить этого господина на место, не заслужив при этом ни малейшего упрека со стороны Жака. Но ведь тогда слишком быстро кончилось бы приключение, которое не столько страшит, сколько забавляет и очаровывает тебя: ты ведь готова падать в обморок всякий раз, как появляется привидение, и все же всегда устраиваешься таким образом, чтобы вызвать в темноте этот призрак. А враг повел обстрел с других батарей и, чтобы приручить тебя, повествует тебе о своей любви к Сильвии, хотя любви, быть может, никогда у него и не было, — это только предлог, чтобы добраться до тебя. Ты с готовностью ухватилась за этот предлог и без малейшего подозрения в искренности господина Октава бегаешь к нему на свидания; словом, ты запуталась в любовной интриге, которая будет иметь обычные последствия: кое-какие утехи и горькие слезы.

Правда, чтобы извинить в собственных твоих глазах новую любовь, которая, как ты это чувствуешь, забурлила в твоем сердце, ты перечисляешь, в чем твой муж виноват перед тобою, и силишься доказать себе самой, что только благодаря своему мужеству и самоотверженности ты до сих пор любила его. Но вся твоя теория любви и права на неверность зиждется на ложных основах. Во-первых, ты никогда по-настоящему не любила Жака; во-вторых, его поведение не оправдывает проступка, который ты собираешься совершить. Судя по всему, что ты мне рассказывала о нем, он прекраснейший человек, и единственная его вина перед тобой — то, что он вдвое старше тебя. Зачем искать какие-то другие, более важные его преступления? Зачем нападать на его характер и его сердце? Это несправедливо, Фернанда, ты неблагодарная женщина. Достаточно того, что ты вот-вот изменишь мужу, зачем же еще и клеветать на него? Признай лучше, что ты молода, ветрена, что у тебя нет твердых правил, а в характере — никакой силы, что ты чувствуешь потребность в любви и предаешься ей. Все это несчастья, а не преступления, но имей по крайней мере мужество Отдать справедливость Жаку и не обвиняй его ни в чем — разве только в том, что в тридцать пять лет он вздумал жениться на тебе.

Бьюсь об заклад, что ты уже успела посвятить господина Октава в тайны своих домашних неприятностей — ведь он поведал тебе, сколько он перестрадал из-за Сильвии или из-за какой-нибудь другой дамы, и его повествование пробудило в тебе столько сочувствия к нему, что ты мгновенно решила обратить его в своего друга, в своего брата. С тех пор ты соответствующим образом и ведешь себя — пошли записочки и свидания. Ах, что за прелесть первое письмо, которое написал тебе господин Октав! Сколько там страсти, сколько похвал, какие мольбы, какие нежные слова — и все это для тебя, Фернанда! И ты, конечно, не заставила его долго ждать: первая прибежала к нему на свидание, держу пари! Теперь он, должно быть, весьма ясно сказал тебе, что любит тебя, а не Сильвию, или если он когда-нибудь и любил эту особу, то, узнав тебя, совершенно ее позабыл. Возможно, его признание помешало тебе два дня подряд ходить к большому вязу, но на третий день у тебя уже не хватило сил удержаться, и теперь вы оба охвачены очаровательным бредом платонической любви. Вы, конечно, решили блюсти честь господина Жака, но это до поры до времени, пока в один прекрасный вечер чувства не возьмут верх над волей. Разве уже не бывало, что с помощью нескольких луидоров, извлеченных из кармана господина Октава, у Розетты то подвернется нога, то появится на другой ноге царапина, которая помешает ей дойти с тобой до старого вяза? Ну, скажи, верно я угадала? Разве не происходило у вас ничего подобного?

Может случиться, что некоторые обстоятельства изменят ход событий. Например, господин Жак крайне удивится, что ты вдруг очень уж расхрабрилась и в девять часов вечера разгуливаешь по парку и по полю, тогда как лишь несколько дней тому назад не смела пройти в темноте через гостиную, и, удивившись, он вздумает понаблюдать и последить за тобой; самое меньшее, что он может сделать, как человек мудрый и осторожный, это прочесть тебе краткую, но строгую проповедь и, приняв должные меры, удалить твоего вздыхателя. Тогда отчаяние разожжет страсть, вы проявите больше изобретательности и более искусно будете скрывать ваши тайные отношения; но тем быстрее и неизбежнее господина Жака постигнет несчастье. Если господин Октав любит тебя не так уж сильно, чтоб рисковать своей жизнью, пробираясь к тебе через окно, ты как-нибудь утешишься, но возненавидишь мужа, потому что, находясь в дурном расположении духа, женщина во всех своих огорчениях всегда обвиняет мужа. Однако скоро ты найдешь себе другого вздыхателя, ибо твое сердце будет страстно призывать новую привязанность, чтобы изгнать снедающую тебя скорбь и тоску. Ты не обладаешь терпением и наблюдательностью, а потому не сможешь распознать характер человека, которому доверишься, и вполне может случиться, что ты вновь сделаешь дурной выбор, а тогда горе тебе! Тогда ты пойдешь торной дорожкой — от заблуждения к ошибке, от безрассудства к легкомыслию. И вот прелестный цветок чистоты и невинности, которым все любовались, увянет и напитается отравой по воле злой судьбы и по слабой своей натуре.