litbaza книги онлайнМедицинаДикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть - Роб Данн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 79
Перейти на страницу:

В конечном счете мы стали разными, «потому что каждый из нас особенный цветочек», как говорила нам воспитательница в детском саду. Мы особенные цветочки, потому что за истекшие десять тысяч лет нашей эволюции все мы жили в разных условиях и разных экологических контекстах. Когда-то мы употребляли в пищу дикие растения и животных, окружавших нас. Вы болели малярией, а я привыкал к коровьему молоку. Вы подолгу голодали, а я питался пусть и плохим зерном, но регулярно. Западная медицина не учитывает эти различия, отчасти, видимо, потому, что исходит из ошибочной предпосылки о природе нашего разнообразия, предпосылки, которую наверняка удастся опровергнуть Саре Тишкофф.

В стандартном эволюционном древе человечества есть тонкая, почти лишенная листьев ветвь, олицетворяющая жителей Африки; другие ветви соответствуют Европе и Азии. От этих ветвей отходят побеги, ведущие в Азию, Австралию и обе Америки. Тишкофф предположила, что в этой картине явно чего-то не хватает. Несмотря на то, что люди современного вида жили в Африке в два раза дольше, чем в других местах, африканцы были практически исключены из изучения генеалогического дерева человечества. С некоторым опозданием у африканцев стали брать на анализ образцы ДНК. Этнографам было давно известно невероятное культурное разнообразие африканских народов, поэтому вполне обоснованно можно было ожидать такого же генетического разнообразия. Работы Тишкофф показали, что это действительно так. На самом деле, исходя из некоторых данных, генетическое разнообразие африканцев равно разнообразию всех прочих населяющих Землю народов вместе взятых; то же самое можно сказать и о культурной многоплановости. Почти треть всех языков мира – это языки Африки; треть всех вариантов образа жизни тоже берет начало в Африке. Другими словами, можно сказать, что генеалогическое древо человека мы рассматриваем как бы вверх ногами. Корни этого древа находятся в Африке, и здесь же осталось большинство его ветвей. Остальные люди – от американских индейцев и аборигенов Австралии до шведов – являются отростками нескольких побегов, соответствующих одной-двум миграциям из Африки, во время которых было утрачено и генетическое разнообразие. Дальше люди расселялись по Земле мелкими группками, переходя от одного окрестного холма к другому[78].

Понимание того, что подтверждение большей части человеческого разнообразия можно найти в Африке, влечет за собой неизбежные следствия. Во-первых, это означает, что наши категории «белый», «черный» и «смуглый» абсолютно бесполезны при рассуждениях о природе здоровья и болезни. Белые пациенты, долго находившиеся в центре внимания западных врачей, происходят всего лишь от небольшого количества ветвей генеалогического древа человечества. Когда речь заходит о представителях других рас, к ним нужен совершенно иной подход. Например, неспособность взрослого человека расщеплять лактозу и усваивать молоко долго считали недостатком и даже показателем ущербности, тем не менее это как раз норма. Напротив, способность взрослого человека пить молоко весьма необычна. Были проведены тысячи исследований, в которых сравнивали различия в природе здоровья и болезней между белыми и черными, черными и азиатами, стараясь при этом создать модель, позволяющую понять разницу. В этих исследованиях неизменно находили отличия, обусловленные генетическими, культурными и экономическими факторами или их сложным сочетанием. Правда заключается в том, что при любом из этих сравнений расовая категория «черный» или «азиат» включает большее разнообразие, чем категория «белый»[79]. В конце концов, белизна кожи так же необычна, как и способность пить молоко в зрелом возрасте. Поскольку гены несомненно влияют на наши современные различия в здоровье и благополучии, такое расовое деление приносит «ограниченную пользу» или, выражаясь разговорным языком, является попросту глупым. Нам необходима эволюционная медицина, учитывающая разнообразие и экологические контексты нашего прошлого.

Практическая медицина, основанная на учете такого разнообразия, конечно же, весьма сложна. Она требует знания множества разнообразных биологических историй человечества, того знания, которое мы катастрофически теряем. Сравнительно недавно, всего двести лет назад, на Земле, по некоторым оценкам, насчитывалось около 20 тысяч языковых и культурных сообществ. Не все эти группы обладали генетической приспособленностью к своим симбионтам (червям, бактериям и климату), однако многие все-таки обладали. На сегодняшний день мы имеем 6–7 тысяч уцелевших языковых сообществ и связанных с ними культур. Приблизительно тысяча из них находится в таком состоянии, что едва ли переживет следующие пару десятков лет. Каждый день мы теряем часть человеческой истории, закодированной в языках, повествованиях, высказанных и невысказанных словах.

Мы променяли наших прежних партнеров – дикие виды плодов, орехов и животных – на новых, одомашненных партнеров. Относительно новый образ жизни, обусловленный этим новым партнерством, продолжает распространяться по Земле, но не всегда вместе с ним распространяются соответствующие гены. За последние двести лет западная сельскохозяйственная культура вплотную приблизилась к тому, чтобы заменить все остальные оставшиеся на Земле культуры. По мере того как это происходит, отношения между нашими индивидуальными, исторически обусловленными особенностями и навязанной нам культурой становятся все более и более запутанными. В будущем мало кто будет знать об особенностях питания и образа жизни предков достаточно для того, чтобы придать смысл своим генам. Может быть, и вы уже настолько оторвались от своего прошлого, что не знаете, ели ли ваши предки ежедневно мясо тюленей или питались дикими орехами и самками муравьев. Скоро наступит такое время, когда почти никто не сможет сказать, откуда пришли его предки и чем они когда-то занимались. Тем не менее гены и потомки прежних культур и народов сохранятся и войдут в общую, более обширную генетическую копилку вместе со своими чудесными, трагическими или смутными историями. Когда гены остаются связанными с культурами, в которых они возникли, мы легко понимаем их происхождение и значение. Но по мере смешения и взаимного проникновения культур наши индивидуальные истории становятся все более нечеткими и расплывчатыми. В наше время масаи являются скотоводами. В этом контексте их гены, определяющие способность к перевариванию молока, имеют несомненный смысл. Но история кавиненьос, маленького туземного народа, живущего в Боливии, представляется несколько более запутанной. Сейчас они занимаются сельским хозяйством, но давно ли они это делают? Что и кого они разводили и выращивали в прошлом? Некоторые члены этого племени пока это знают. Но эти старики скоро умрут, и знание будет навсегда утрачено. И тогда это племя в культурном отношении ничем не будет отличаться от других боливийских племен, живущих в тропических лесах бассейна Амазонки. Их гены тем не менее смогут рассказать очень сложную и интересную историю, но история эта останется без культурного контекста, подобно валуну, оставшемуся лежать посреди поля после схождения ледника. Люди обходят его, обрабатывают вокруг него землю, но никто не понимает, каким смыслом наполнено присутствие этого громадного камня.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 79
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?