Спускаешь собаку с поводка, и она, обалдевшая от счастья, носится кругами. Достаешь второй мобильник.

– Богдана! Привет, моя красавица, моя любимая, ненаглядная, самая-пресамая! С наступающим! Как я? Ну ты же знаешь, тут не до веселья. Жене совсем плохо – лежит. Ну что могут говорить врачи? Ты что, не знаешь, какие теперь врачи? Они все мутные, ничего толком не говорят. Может, говорят, недолго осталось, а может, так и всю жизнь, мучаясь, прожить. В какую больницу? На Новый год? Что я, изверг, что ли? Конечно, приеду. Но не сейчас. Недели через две вырвусь. На кого я ее в праздники брошу? Мы с тобой обязательно отпразднуем Новый год. Отдельно. Китайский Новый год. Поедем в Китай и отпразднуем. Как там у вас в Киеве, москалей не вешают? Шутка! А у нас очень любят украинских гарных дивчин. Особенно один интересный мужчина. Мы как раз с тобой символизируем дружбу народов. А ты мне там смотри, не балуй. С мамой Новый год встретила, телек посмотрела и бай-бай. Никаких клубов, нечего портить цвет лица. Я тебе знаешь, какой подарок приготовил? Нет, не скажу. Сюрприз. Поцелуй меня, скажи, как будешь это делать.

Ты стоишь с идиотской улыбкой на лице, слушая голос в трубке. Он такой приятный, что ты даже не думаешь о том, что зачем-то приковал свою вполне здоровую Наташу к постели, о втором мобильнике, который дома нужно прятать в лыжных ботинках. Вранье – это смазка колес телеги твоей жизни, которую ты сам тащишь туда, куда тебе нужно.

Мелкий снежок уже запорошил песок на детской площадке, качели обрели кружевную хрупкость и как будто парят в воздухе. Ты вспоминаешь, как в детстве лизнул их замерзшую металлическую опору. Жгуче-кислый вкус во рту. Кончик языка с сорванной кожей.

– Интересно, я сам додумался лизнуть или кто посоветовал? Помню, что Сереге посоветовал именно я. Надо же, какая ерунда помнится. А вот здесь, у входа в подвал, мы с Серегой отлупили Ленку с восьмого этажа. Вот же мерзкая была пигалица. Лезла к нам, лезла, дразнилась, плевалась, пыталась обратить на себя внимание. А мы занимались нашими чисто мужскими делами, правда, не помню какими. Когда она окончательно достала, я ей треснул старым веником по башке. А веник оказался замерзшим, крепким, как камень, – у этой дуры кровь потекла из-под вязаной шапки. Потом она неделю в школу не ходила, у нее глаз заплыл напрочь. Наши мамы выясняли отношения. Ленка просто специально торчала все время во дворе, показывая своим заплывшим глазом, что мы – подонки. А теперь она в Москве, артистка, по телеку ее показывают.

Ты грузно встаешь с низкой лавочки. Снег такой чистый, что окурок бросать рука не поднимается. Несешь его до урны у магазина. В магазине – биток. У касс длинные очереди.

Как будто именно сегодня надо купить все. И съесть. Как будто завтра уже не будет. Все-таки странные мы, русские люди. Зачем столько готовить на Новый год? Жена с тещей уже десять тазиков чего-то нарезали. Нафига столько? Потом напихают холодильник так, что невозможно ничего достать, без того чтобы на тебя что-нибудь не упало. Дальше всю неделю это нужно есть, нюхая, прокисло или не прокисло. В животе забурчало. Жрать уже хочется, но придется терпеть до девяти, когда все соберутся и сядут за стол. Может, хот-догом отравиться? А то уже терпеть нет сил. Тем более что здоровое питание в праздники неумолимо превращается в нездоровое, а когда еще можно вспомнить молодость? Новая жизнь начнется только через две недели.

– Братэлло, вы как? Уже выезжаете? Давайте быстрее, есть хочу, не могу. Я не знаю, спроси у Наташи, вроде красного не хватает. Петарды не забудь. Да, потом можно будет к Сереге спуститься, ты, кстати, матери подарок приготовил? Забыл? Вот свинья! Я один, что ли, должен помнить? Ладно, давай быстро ищи чего-нибудь, а то она обижается, как ребенок.

Ты довольно улыбаешься и закуриваешь еще одну сигарету. Прошло пятьдесят лет, но ничего не изменилось в ваших отношениях с братом. Между вами два года разницы. Вы все еще конкурируете. В детстве, если был день рождения у одного, подарки дарили двум. Иначе была кровавая битва. Вы дрались постоянно, как два петуха. Никак не могли поделить любовь родителей, игрушки, одну на двоих детскую. Тебе, как старшему, все время хотелось врезать наглецу, который не признавал твоего старшинства, брал твои вещи, лез к твоим друзьям и девушкам. Хотя на улице вы держались заодно, дома борьба за власть приобретала нешуточный характер. Родители не знали, что и делать. Сейчас у вас обоих все хорошо, после смерти отца вы поменялись с матерью, и ты переехал в родительский дом, в центре. У брата квартира в два раза больше, но у черта на рогах, пока до центра доедешь, сдохнешь. Хотел переплюнуть меня, но просчитался, болван. Когда приезжает, воротит нос, говорит, что дышать у вас нечем, как это вы так живете, как будто он, стоя по три часа в пробке, дышит альпийским воздухом. Дурачок. Наташка моя гораздо красивее Светки, но, если честно, у Светки такая грудь, талия и попа, что на лицо уже и не смотришь. Хочется просто вдуть. И мысль эта до сих пор тебя не покинула. Просто пока не представилось удобного случая.

– А все-таки я брата люблю, – думаешь ты с искренней теплотой.

Все противоречия прекрасно уживаются в твоей голове, ничуть не беспокоя. Вспоминаешь, как праздновали Новый год у Сереги, когда его родители уехали работать в Мексику. Ты был на третьем курсе универа, брат на первом. Всех входящих встречал Серега в костюме Нептуна, то есть с голым тощим торсом, обмотанными голубой простыней чреслами и ватной бородой, покрашенной зеленкой. Рядом – его Лилька в образе Русалки. На самом деле на ней было надето голубое блядское платье, с пришитой зеленой ватой по краю юбки по самое «не могу». Она была маленького роста. Все присутствующие, даже не заглядывая в глубочайший вырез Лилькиного платья, могли наблюдать все ее прелести. Сереге, видимо, это нравилось. Они тут же вели вас в туалет, на двери которого была надпись «Администрация». Вам наливали в граненый стакан водки. На сливном бачке стояла бутылка «Столичной» и нарезанный соленый огурец. Вы выпивали, закусывали, расписывались губной помадой на белом кафеле и выходили в большую комнату. Там стоял праздничный стол, накрытый почему-то газетами. Вместо салфеток – рулончики туалетной бумаги. Водка в бумажных стаканчиках, черный хлеб с салом, бутерброды с сельдью, вареным яйцом и луком, холодные рыбные битки, морская капуста с клюквой и без, плавленые сырки «Дружба», в общем – весь нехитрый ассортимент расположенной на первом этаже вашего дома кулинарии. Гадость редкостная.

– Ешьте, мои любимые подданные, все, чем богата морская пучина! – стуча шваброй по полу, вещал Серега.

– В животе у тебя теперь пучина образуется, чудище морское! Лилька, имей совесть, мы же деньги сдавали, вы сказали, что еды нормальной купите, Новый год все же.

Серега хитро смотрит на нас.

– Бунт на корабле! Отставить! Мы решили сэкономить и приготовили вам сюрприз! Внимание – тост! Итак, выпьем водки за то, что нам так весело!

И действительно было очень весело.

В том прекрасном возрасте еда – это не еда, это закуска. Поэтому все гости накатили еще, и закуска быстро ушла под проводы старого года. Когда пробили куранты, вы выпили шампанского и, взявшись за руки, икая, пошли вслед за Лилькой и Серегой в родительскую спальню.