Рано утром Сибиренко внес безумный залог и зарегистрировался кандидатом в президенты. Шаг политического самоубийцы. Он не состоит в партии, не работал в органах, хотя пользуется скандальной популярностью нагловатого плейбоя. Меня и моего расследования это никак не должно касаться, и не касалось до сегодняшнего утра.

Теперь мы в невидимой связке благодаря Ксане. Мне даже не нужны факты, я приподнимаю нос, как гончая, ведущая дичь по верхнему следу. Я вдыхаю обрывки разрозненных фактов, недомолвок и куски телекомментариев, и обрывки эти пахнут страхом.

Лев Сибиренко хочет быть президентом.

На самом деле он мечется в панике…

Одна из помощниц донны молча протягивает ладонь, забирает у меня носитель с записями и выходит. Коко закуривает и с неослабным интересом наблюдает за черепахой. Та выбралась на свой искусственный островок и вяло шевелит челюстями над миской с зеленью. В левом окне, на затемненном танцполе, тоже происходит масса забавных событий. Я не ошибся, там действительно крутится нечто вроде эшафота, к которому привязан голый парень. Он сложен, как греческая статуя, намазан каким-то блестящим кремом и прикручен таким образом, что лоснящаяся задница оттопырилась на потеху публике. Публика гогочет, публика кидается чем-то; распахнуты десятки ртов. На вращающейся площадке, кроме «жертвы», помещаются два «палача», две пышные девицы в традиционных садо-мазо нарядах, с плетками и черным каучуковым вибратором в руках. «Карусель» делает круг, и в луче прожектора становится видно, что по другую сторону от разделительной стенки на эшафоте точно так же прикручена голая девушка.

Почему-то меня это успокаивает. Как-то радует, что парень страдает не в одиночестве.

Впрочем, увлечены действом немногие, человек сорок, остальные кружатся в бешеном ритме, который сюда доносится лишь в виде легкого подрагивания пола. Музыку совсем не слышно, зато в прыгающих лучах видно, как десятки рук передают друг другу зажженные сигареты с дурью. Дым ползет по залу, как живое ядовитое облако. Под потолком, в исполинском паучьем коконе, раскачивается фосфоресцирующая физиономия диджея.

Там одни девчонки, несколько сотен взбесившихся от драга женщин.

— Скажите мне, Януш, зачем сделан «Шербет»? — очень миролюбиво спрашивает донна.

— Я не принимал участия в производстве…

— Хорошо, Януш, я спрошу иначе. Для кого сделан «Шербет»?

— Вы хотите услышать официальную рекламу или мое частное мнение?

Коко на секунду отрывается от черепахи, бросает на меня встревоженный взгляд. Похоже, она обеспокоена моей повышенной активностью.

— Вашей долбаной рекламой забит мой почтовый ящик, — смеется донна.

— Мое мнение таково: «Шербет» сделан для людей, которым очень одиноко и не хватает душевного тепла.

— А душевного тепла не хватает только богатым вонючим козлам?

Донна Рафаэла гладит искусственного дога. Собака урчит и трется мордой о бедро хозяйки, искательно заглядывая в глаза. В танцзале что-то происходит, там толкутся спины вокруг помоста…

— Тепла не хватает всем, — осторожно возражаю я, косясь на бесстрастное личико Коко. — Насколько я слышал, Экспертный совет прорабатывает варианты удешевления шоу, но пока удалось снизить цену лишь на «Халву».

— Будем надеяться, этот кошмар наступит не скоро.

— Не скоро?

— Будем надеяться также, что мозгоклювам не придет идея продавать сценарии в кредит.

Я не сразу нахожу, что ответить. После предупреждений Коко я вообще не знаю, как с ними тут говорить.

— Почему вы не признаете честно, что персональные шоу созданы специально для того, чтобы унизить женщин?

— Унизить? — Я ищу совета у Коко, но она только хмурится. — Вас кто-то неверно информировал, донна…

— Отчего же? — Кажется, хозяйка «Ириса» не сердится. Она возбуждена, по состоянию ее зрачков и цвету кожи я не могу определить сорт драга, которым донна накачалась сегодня вечером, но непохоже, что она собирается впасть в ярость. — Мозгоклювы сделали то, что много веков не удавалось проституткам. Теперь каждый озабоченный член с деньгами может транслировать свои грязные фантазии машине, и — раз! — Донна хрипло смеется. — Несчастные актрисы даже не узнают, какая свинья над ними издевалась.

— Да нет же, ни над кем не издеваются. Все актеры соовершенно добровольно…

— Само собой, добровольно! Еще не хватало, чтобы вы кололи девчонкам какую-нибудь гадость; тогда я первая сплясала бы румбу на могиле вашего телеканала. Ваши подлецы все обставляют добровольно…

— Но там не только девушки, там и мужчины… И потом, сценарий может заказать и женщина, никаких половых ограничений не существует. Главное, чтобы эмоциональный стрим оказался транспортабельным…

— Донна, он не понимает, что вы хотите сказать. — Коко приходит на помощь, делая мне страшные глаза. — Вы должны его простить, мужчины не замечают скрытого насилия, они часто воспринимают его как обычную интимную игру…

— Он прекрасно все понимает! Вы нас держите за идиоток, да? Как будто он не знает, кто заказчики! Практически все ваши заказчики — вонючие похотливые мозгоклювы, на словах радеют за равноправие, а в мечтах у них только одно. В мечтах у них — вернуть то время, когда женщина кормила их, обстирывала и вдобавок не отрывала влюбленного взгляда от их ширинки! Что скажете, дознаватель? В чем я не права?

— Донна, я не могу вам называть фамилии, но поверьте, что было продано немало сценариев, в которых секс играл второстепенную роль…

— Почему честно не объявить, что «шербеты» отвечают вкусам богатых извращенцев?!

— Но это неправда!

— Сам знаешь, что правда. Даже в вашей долбаной рекламе постоянно поется о тайных мечтах, и показывают не женщину, а парочку потных козлов…

Донна отталкивает дога, щелкает пальцами. Девушка в черной коже подносит ей зажженную сигарету. В этот самый момент, спасая меня от полемики, возвращается вторая помощница и включает в центре зала панорамный скрин. Коко встает, гибко потягивается и как бы невзначай проходит мимо меня.

— Не смотри ей в глаза… — шепчет блондинка. Скрин последней модели, объемное разрешение в натуральную величину, и такого качества, что живые девушки, стоящие рядом, кажутся бледными копиями изображения. Я видел подобную технику на выставке. Девица в черном вполголоса руководит компьютером. Она стоит в профиль ко мне, но я непроизвольно успеваю засечь по ее губам первые четыре цифры кода, затем обзор перекрывает облако дыма из ноздрей донны Рафаэлы. На шее у донны цепочка, инкрустированная десятками крупных изумрудов. Здесь не стесняются роскоши.

И не стесняются лишний раз продемонстрировать ненависть к мужчинам.

— Пока еще их гнусные затеи доступны горстке жирных стариков, но если сейчас не ударить в колокола, завтра станет поздно! Им осталось удешевить шоу, приравнять его к цене на дорогих гетер, и любые извращения станут доступны молокососам… — Похоже, донна выпустила пар и теперь слегка работает на публику. — А главное, что все по закону, не придраться.