— Он находится в конце длинной дороги, и там есть река, в которой водится форель, а к самой воде подходит сад. Лето, светит солнце, и плакучие ивы растут у плотины, где играют наши внуки. Они раздеты, прыгают с плотины прямо в реку, брызгая на людей, гребущих мимо в плоскодонках.

Ральф вдруг громко рассмеялся:

— К черту твоих недоброжелателей. Теперь я знаю, почему ты занялся этим делом.

— Каких недоброжелателей?

— Продолжай, ты по крайней мере на десять лет моложе своей должности.

— Забыл упомянуть… ты сидишь в пабе в кресле-качалке. Ты потерял обе ноги, когда тебя сбили над Мальтой в мае 1942 года.

Ральф все еще смеялся, когда открывал входную дверь. После прохлады дворца и тенистого сада жара Бастионной площади обрушилась на них как удар молота.

— Лилиан прекрасная девушка, Макс, независимо от того, идет война или нет…

— Она просто моя подруга.

— В таком случае ты полный болван.

— Только ты так думаешь.

— Хьюго тоже так считает.

— Хьюго?

— И Фредди.

Макс знал, что Фредди был поклонником Лилиан. Они втроем провели вместе несколько дней назад буйный вечер в баре «Капитан Каруана» в Ла-Валлетте. Он с трудом припомнил, что и Хьюго пялил на нее глаза.

— Теперь иди туда и не спускай с нее глаз. Она нуждается в этом.

Лилиан не особенно нуждалась в нем. Она молча сидела с угрюмым лицом, пока он проявлял активность. Когда же Тереза вышла, оставив их вдвоем, предложила съездить в сады Боскетто. Фактически это был скорее приказ, чем предложение, и, когда Лилиан его произносила, ее взгляд был диким и безумным.

— На мотоцикле?

Она всегда избегала того, чтобы ее видели с ним на мотоцикле.

— Ладно, я не в силах ходить пешком в такую жару.

Поездка была недолгой — несколько миль вдоль горного хребта к побережью. Он ехал медленно, смакуя приятные переживания.

Лилиан из-за юбки ехала на багажнике. Когда же Рабат остался позади, она переместилась на седло, обхватив его талию чуть крепче.

Она была прекрасным седоком на заднем сиденье, не сопротивлялась изгибам дороги, наклонялась вместе с ним.

— Ты уже ездила так прежде, — констатировал он через плечо.

— Я никогда не делала того, что мне следовало делать.

— И что же это? — спросил он, повернувшись, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Думаю, это козел, — ответила она спокойно.

Они промчались всего в нескольких дюймах мимо исхудалого существа.

Было бы жаль погубить это существо, которое уцелело. Большинство из них закончили свое существование в котле уже давно.

Сады Боскетто представляли собой единственную территорию Мальты, поросшую настоящим лесом, — редкий участок, каким много лет назад выглядел весь остров — перед тем как кораблестроители лишили его деревьев. Макс бродил по извилистым тропам парка много раз, часто вместе с Ральфом, который любил ходить туда порисовать. Это был спокойный мир в солнечных пятнах, где темные сосны возвышались над лимонными, апельсиновыми и оливковыми рощами. Там царила античная атмосфера, чувствовалось дыхание древних мифов, рассказанных классиками, которые вы слышали, но никогда не читали.

— У меня ощущение, будто в любой момент может откуда-то появиться единорог.

Они пробирались по тенистой дорожке между стенами, увитыми плющом.

— Или Пан, — сказала Лилиан.

— Пан мне всегда не нравился.

— Почему?

— Прости, но он какой-то гадкий.

— Но ведь это бог музыки, природы и любви.

— Пусть так, но почему у него козлиные ноги?

Он имел в виду «Ветер в ивах», странную главу этой книги, где Пан помогает Рэту — водяной крысе и Кроту определить местонахождение потерявшегося сына Выдры.

Лилиан нравились герои этой книги, особенно Тоуд-жаба, и он пообещал прислать ей экземпляр, когда вернется домой.

Может, в связи с упоминанием дома она помолчала немного, прежде чем спросить:

— Война скоро закончится, не так ли?

— Конечно. И немцы однажды придут сюда с мирными намерениями, будут ходить по этой дорожке и восхищаться видами острова. — Он широким жестом обвел пространство перед собой.

— Я их ненавижу.

Лилиан произнесла эти слова спокойным глухим голосом, и от этого он звучал еще более угрожающе.

— Это всего лишь их работа. Вряд ли они получают от нее удовольствие, даже если соглашаются выполнять ее.

— Как ты можешь быть таким рассудительным? Ты ведь тоже потерял друзей.

Лилиан говорила с ним сердитым голосом, возможно, действительно сердилась. Но он чувствовал также, что она ищет ответы на вопросы, которые, как ей казалось, он знал. Между тем, что он мог ей сказать? Айвор, Уилф, Делиа, Дики… все они погибли за дело, которое защищали, за которое были готовы сражаться. Это служило ему утешением. Между тем Кэтрин погибла, наблюдая войну со стороны, как случайный прохожий, попавший под перекрестный огонь.

— Не знаю, — сказал Макс. — В самом деле не знаю. — Он остановился, устремив взгляд на свои пыльные ботинки для пустыни, прежде чем посмотреть в ее лучистые карие глаза. — Но я уверен, что от отсутствия рассудительности мало проку. Речь не идет о том, чтобы отдавать им честь и справедливость, тем парням, которые наводят орудие, нажимают кнопку или делают что-то другое по приказу. Но сомневаюсь, что они особо отличаются от всех нас, которым посчастливилось остаться в живых и ждать окончания войны.

Некоторое время она обдумывала его слова.

— Кого тогда винить? Должна же я винить кого-то?

— Попробуй винить политиков — прежде всего, тех кретинов, которые вовлекли нас в эту бойню. Полагаю, это делать лучше всего.

Вскоре она увела его с дорожки. Они пошли среди деревьев, пока не очутились на небольшой поляне. Когда Лилиан села у основания старой сучковатой оливы, он последовал за ней и напомнил ей о словах, высказанных ею в седле мотоцикла, о том, что она никогда не делала того, что ей следовало делать.

— Можно сигарету? — попросила она.

— Ты не куришь.

— Хочу попробовать.

Он прикурил две сигареты и передал одну ей, предвидя забавные последствия.

Она не закашлялась и не пожаловалась на качество табака. Просто покурила и погасила тлеющую сигарету о песчаную почву.

— И как тебе?

— Ничего особенного, у меня чуть кружится голова.

Лилиан снова прислонилась к стволу дерева и закрыла глаза. Молчаливая пауза нисколько не была им в тягость. Она давала ему возможность подумать о том, как обсуждать задуманную тему дальше. Вряд ли сейчас было подходящее время для этого, и не потому, что она еще не отошла от скорби по своей подруге, но также потому, что он дорожил самим временем пребывания рядом с ней.