* * *

Они шли треугольным сквериком с какими-то белевшими в ночи скульптурами. И снова рядом была та самая Ирочка из последнего класса единственной школы поселка Солнечный. На лице не осталось и следа от надменности и жестких убеждений, от заумности и мысленных рассуждений по поводу будущих очерков. Все это в один миг сменилось самой обычной женской слабостью, дрожью в кончиках пальцев и немой мольбой о помощи и защите. Теперь уж она не брыкалась, не жеманничала, а напротив — жалась к Павлу.

Павел же иллюзий не питал; сердца не унимал, потому, как из груди оно не вырывалось, да и внешне оставался невозмутимым. Просто догадывался, а точнее — был убежден: пройдет минут тридцать, от силы час и оторопь исчезнет. И опять придется выслушивать намеки, а то и просьбы в лоб: об интервью, о необходимой пуще воздуха информации. И опять расчетливая Леди Фи отвергнет любые нежности, теплоту человеческих отношений, любые намеки на привязанность, любовь. Все это и подобное этому, в момент окажется на жертвенном алтаре ее любимого ДЕЛА…

«Ну, вот и славно, Ирочка, — подумал он через некоторое время, примечая постепенное возвращение Филатовой к обычному состоянию. Она уж не прижималась, ладонь скользнула вниз и покинула ставшую ненужной сильную мужскую руку, — вот и славно. Мне тоже крайне необходимо твое содействие — давай отныне использовать друг друга не по прямому предназначению. Да, я согласен. На некоторое время. А там посмотрим…»

— Если б ты знал, Павел, как я мечтаю когда-нибудь написать об этом страшном человеке!.. — словно в подтверждение его мыслей, отрешенно прошептала журналистка. — Это вторая из двух задуманных мною грандиозных работ.

— О каком человеке? — не понял он.

— О маньяке. У меня уже есть некая подборка материалов о его злодеяниях.

— Неплохая мысль. Осталось договориться с ним об интервью…

Она вздохнула, видимо, как и собеседник, не веруя в успех своей давней мечты.

— Хорошо бы в твоем очерке о нашей группировке, рассказать о каждом, — возвращая ее к первой задумке, начал майор голосом проникновенным, мечтательным. — Не о банде, как… о подразделении или ячейке организованной преступности — таких в Горбатове, наверное, немало. А как о сообществе личностей, попавших, так сказать… в неблагоприятные условия.

Она встрепенулась, с недоумением посмотрела на спутника и мелко закивала:

— Да-да… пожалуй, ты прав — это один из вариантов. Так ты согласен помочь?

И он повторил вслух окончание своей недавней мысли:

— Да, я согласен.

— Отлично. Тогда в ближайшие дни я набросаю интересующие меня вопросы и, когда мы встретимся в следующий раз, ты…

— Есть одна проблема, — мягко остановил ее Палермо. — Нам известно о смерти Майской и Зубко, но я, например, не в курсе, чем сейчас занимаются остальные трое.

— И связи, стало быть, у тебя с ними… — начала журналистка.

— Ни-ка-кой, — с готовностью отчеканил он.

Парочка давно миновала здание, где размещалась редакция газеты; осталась позади и пешеходная улица, тянувшаяся почти от самой набережной. Впереди, около длинного здания Крытого рынка они заметили несколько желтых таксомоторов.

Второе свидание завершалось.

— Так, я все поняла, — говорила девушка спустя минут двадцать, сидя в салоне «волги», — моя задача на ближайшие дни: разыскать следы твоих друзей и подкинуть наводку. Значит, нас интересуют: Юрий Клавин, Валерий Барыкин, Иван Старчук.

Павел согласно кивал.

— Знаешь… Кажется, кого-то из них я недавно видела. Нет, не помню точно кого — все в голове перемешалось.

«Заметно, — усмехнулся офицер спецназа, — но исправить это еще не поздно».

Когда автомобиль подъехал к двухэтажному особняку и остановился, он даже не вылез, дабы попрощаться или еще разок попытать счастья — обнять бывшую одноклассницу. Да и той было не до объятий и поцелуев — покинув салон, она лишь бросила на прощание:

— Папа интересовался, почему ты не заходишь.

— Передай: я не забыл о нем. Как только появится время — обязательно забегу.

Махнув в ответ ручкой, девушка быстро пошла к распахнутой охранником калитке. Верно, все до последней мысли захватила идея о написании бандитской саги…

/24–25 июля/

— Как поживаешь? — не глядя на подсевшего к столику подчиненного, поинтересовался Роммель тоном простым и беспечным, словно речь шла о погоде на трассе Горбатов-Воронеж.

— Нормально. Как всегда, — с похожей невозмутимостью отвечал тот. — Кофе сегодня не имеет странного горьковатого привкуса, как в прошлый раз?

— Нет, сегодня кофе хороший. И коньяк неплох — рекомендую.

Дождавшись ухода расторопного официанта, генерал перешел к делу:

— Используя написанный тобой словесный портрет, я разузнал по нашим каналам о таинственной личности, не ко времени явившейся на набережную.

Подрывник аккуратно поставил чашечку с горячим кофе на блюдечко и вопросительно посмотрел на шефа.

— Скорее всего, это некто Белозеров — старый друг последнего клиента, а ныне майор спецназа, — пробубнил тот, сунув под роскошные пшеничные усы сигарету без фильтра — вечную моршанскую «Приму». Щелкнув зажигалкой, затянулся и, показал крупные желтые зубы: — Здесь он наездом

— в отпуске с Северного Кавказа. Отпуск длинный — шестьдесят суток; о дальнейших планах неизвестно.

— Этого еще не хватало…

— Пока он нам не мешает, — возражая или успокаивая, чуть подпрыгнула над столешницей узловатая ладонь семидесятилетнего статного мужчины. — Даже если в машине, перед смертью клиент пришел в сознание и успел ему проговориться — не беда. Почти никто из воевавших спецназовцев не дружит с головой и свидетель из майора никудышный.

Минных дел мастер недовольно глянул на шефа — в прошлом ему также пришлось немало повоевать в подразделениях специального назначения, потому сия фраза недвусмысленно бросала тень и на его голову. Однако возражать или оспаривать точку зрения генерала он не стал. Вместо этого подозвал официанта и, заказав еще два коньяка и две чашки кофе, последовал дурному примеру — неторопливо закурил…

По большому счету ему было наплевать на все опасения, проблемы, нестыковки… Немалые деньги за смерть главаря преуспевающей бандитской группировки Горбатова получены, а процесс устранения получился настолько чистым, что не пришлось впопыхах сматываться, а затем отсиживаться за кордоном. На днях предстоит грохнуть следующего, а если укажут на этого безмозглого майора, значит, придется разобраться и с ним — не впервой ликвидировать умелый, подготовленный народец.

«Мой бесшумный пистолет принесет не мало бед! — с легкой ухмылочкой вспомнил Подрывник старую поговорку курсантов диверсионной школы, а следом на ум пришла еще одна: — Пулю влево, пулю вправо — вот вам и закон, и право…»