Матвей кивает:

– Да, я слышал, что у Алиева давно проблемы в бизнесе. Про него вообще много чего болтают. Ребята из его окружения вообще поговаривают, что у него с головой проблемы.

– Не сомневаюсь. Психически здоровый человек не будет продавать собственную дочь садисту и убивать жену.

– Вообще я тебя не за этим позвал. Открой тридцать вторую страницу.

Я выполняю то, что просит Матвей. Передо мной обычный договор купли-продажи шестнадцатилетней давности. Вот только…

– Что-нибудь знакомо? – спрашивает Матвей.

Я понимаю, что друг на что-то намекает, и поэтому начинаю внимательно читать документ, натыкаясь на знакомую фамилию. Шаповалов…

– Партнер моего отца?

Помимо того, что мой отец, как и мать, работал врачом, он очень хотел открыть центр для онкологических больных. Даже землю смог купить вместе со своим товарищем – Шаповаловым Геннадием Алексеевичем – и выбить разрешение на строительство. Но строительство так и не началось, потому что он погиб, а когда я вступал в наследство, оказалось, что земля не принадлежала моему отцу.

– Хорошо, допустим, Шаповалов, имел какие-то дела с Алиевым. Разве это противозаконно? – я все еще не понимаю, в чем дело.

– Ты читай внимательнее.

Я хмурюсь все сильнее, но все же пробегаю ниже по строчкам договора.

– Погоди, погоди, ты хочешь сказать…– в шоке бормочу я.

– Именно. Шаповалов продал именно тот кусок земли, который приобретал твой отец, Лев. А владельцем его он стал через три дня после гибели твоих родителей. Уж каким чудом он заключил сделку с мертвым человеком, для меня до сих пор остается загадкой. И самое интересное, что и спросить затруднительно – Геннадий Алексеевич буквально сразу свалил в Болгарию, да так и остался там жить.

В моей голове нарастает гул. Фрагменты наслаиваются друг на друга, складываясь в одну общую картину. В висках начинает пульсировать, тупая боль расползается по всей голове, но я упорно не хочу признавать очевидное.

– Их …что…из-за сраного куска земли? Мою семью убили из-за земли под строительство?!

– Я сам знатно охренел, когда увидел документы. Я могу только предположить. Прямых доказательств у меня нет. Да и Алиев очень умело спрятал концы в воду, а главное действующее лицо сейчас вообще гражданин другой страны. Когда мы столько лет пытались подобраться к разгадке той аварии, мы искали со всех сторон, но и предположить не могли, что в той истории замешан ваш сосед, – словно извиняясь, произносит Матвей.

А я не в силах переварить свалившуюся на меня шокирующую информацию, поэтому подзываю официантку и заказываю виски.

– Бери бутылку, я все же тоже выпью, – бросает Матвей.

Я неожиданно вспоминаю о Мадине. И понимаю, что мне ни в коем случае нельзя к ней в таком состоянии. Она все поймет, девочка очень хорошо научилась меня чувствовать и читать по глазам.

Как бы там ни было, я не намерен рассказывать малышке о том, что вероятнее всего, ее отец убил не только ее мать, но и мою семью. Она достаточно вынесла в этой жизни, и я хочу оградить ее от всего остального негатива. Я пережил уже как-то раз такую шокирующую новость, переживу и сегодня. Тем более у меня есть такая поддержка в виде Матвея. Просто одна ночь, алкоголь, разговоры по душам со старым другом, и я справлюсь.

Набираю Мадине смс: «Не жди меня, ложись спать. Срочная операция. Буду завтра утром».

Я вру ей. Впервые вру. Но эта ложь – она во благо. Не хочу, чтобы Мадина мучилась угрызениями совести за поступки ее отца. А она будет, точно знаю, я тоже ее хорошо изучил.

«Береги себя. Скучаю» – получаю короткий ответ, и окончательно убеждаюсь, что я поступаю правильно.

Мадина

В последнее время что-то происходит. Я не могу понять что именно, и меня это очень беспокоит. Лев ходит сам не свой, все чаще уходя глубоко в свои мысли, и не реагируя на окружающую действительность. Что-то явно тяготит его. И мне бы очень хотелось, чтобы он доверился мне, как я ему когда-то, и поделился своими переживаниями. Потому что я не знаю, как вывести Льва на разговор, не ухудшив ситуацию.

Сегодня он вообще не пришел ночевать. Сказал, что у него срочная операция. У меня нет оснований не верить этому мужчине, да и он никогда не врал мне. Но когда Лев пришел домой, его рубашка насквозь пропахла сигаретами и алкоголем. Я не ревную, тем более что мы уже однажды разговаривали с ним на эту тему, и у меня нет поводов думать, что Лев говорит одно, а делает совершенно другое. Меня беспокоит то, что моего мужчину что-то гложет, а он носит это в себе. Как долго он сможет это вынести?

Вот и сегодня вечером он пришел с работы чернее тучи и постоянно бросал на меня странные взгляды. Неужели…неужели это из-за меня? Его стало тяготить мое присутствие, а он не знает, как сказать? Я принимаю решение помочь Льву и все же задаю вопрос за ужином, который крутится у меня на языке уже не первый день:

– Что происходит, Лев? Что тебя беспокоит?

На что мужчина, наконец, отрывает голову от тарелки, смотрит на меня так, будто только что заметил. У него изучающий, тяжелый взгляд, от которого хочется поежиться, но я стойко выдерживаю его и смотрю прямо в глаза мужчине.

– Все нормально, – отвечает он чужим, безжизненным голосом. – У меня голова болит, я не спал почти всю ночь. Извини.

И с этими словами он встает из-за стола и уходит в комнату, даже не взглянув в мою сторону. Я сижу в растерянности, не зная, как себя вести и что делать. В прострации убираю со стола и мою посуду.

Судя по поведению Льва, ему надо побыть одному. И поэтому, как бы тяжело ни было, я ложусь в другую комнату, там, где спала, когда только попала в эту квартиру.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Меня очень беспокоило поведение Льва. И признаться честно, мне не хватало его большого и теплого тела, его крепких и в то же время нежных объятий.

Вот так, обуреваемая различными мыслями, одна хуже другой я и проворочалась в холодной постели до утра. Я встала за час до будильника Льва, чтобы приготовить ему завтрак и в твердом намерении поговорить. В конце концов, он сам убеждал меня, что мы не чужие люди и нам надо доверять друг другу. Но все пошло совершенно не по плану.

Я жарила блинчики, погруженная в