— Что вы делаете? — возмутился Граф Олаф. — Так я нипочём не успею вовремя добраться до медузообразного мицелия и всех отравить!

— Зато мы сможем предупредить о пожаре как можно больше народу! — закричала судья Штраус.

— Две цели, — сказала Солнышко и обменялась с братом и сестрой лёгкой улыбкой, когда лифт доехал до вестибюля и открыл двери. Громадный зал под куполом уже почти опустел, и Бодлеры увидели, что все последовали советам злодеев-судей Верховного Суда и бродят по отелю с завязанными глазами.

— Пожар! — закричала Вайолет, пока двери лифта не закрылись. — Внимание! Внимание! В отеле пожар! Прошу всех покинуть здание!

Мужчина с бородой, но без волос стоял у самого лифта, держа за плечо Джерома Скволора, чтобы было удобнее подталкивать специалиста по несправедливости в нужную ему сторону.

— Пожар? — спросил он своим странным хриплым голосом. — Молодчина, Олаф!

— Как это молодчина? — возмутился Джером, и стало видно, что он нахмурился под повязкой.

— Я хотел сказать: «Здесь Олаф!» — поспешно поправился мужчина, подтолкнув Джерома к лифту. — Держи его! Нужно передать его в руки властей!

— Олаф здесь? — спросил, видимо, Франк, который вместе с братом ощупью пробирался вдоль стены. — Я его задержу!

— Где Бодлеры? — закричал, видимо, Эрнест. — Я их задержу!

— В лифте! — закричала женщина с волосами, но без бороды из дальнего конца вестибюля, однако двери уже закрылись.

— Вызовите пожарных! — отчаянно закричала Вайолет.

— Которых? — был ответ, однако дети не поняли, кто им ответил — Франк или Эрнест. Не успели Бодлеры бросить последний взгляд на волонтёров и негодяев, двери закрылись, и лифт поехал на второй этаж.

— Эти судьи обещали, что если я подожду до завтра, то увижу поражение всех моих врагов, — проворчал Граф Олаф, — а теперь сами же всех на меня натравливают! Так и знал — когда-нибудь и они меня подведут!

Бодлерам было некогда напоминать Олафу, что он и сам подвёл судей, собравшись отравить их медузообразным мицелием вместе со всеми, кто был в вестибюле, поскольку лифт остановился на втором этаже и открыл двери.

— В отеле пожар! — закричал Клаус в коридор. — Пожалуйста, покиньте здание!

— Пожар? — спросила Эсме Скволор. К удивлению Бодлеров, коварная женщина не сняла повязки, но, возможно, она решила, будто полоса чёрной ткани на глазах — это модно. — Кто сказал?

— Клаус Бодлер, — сказал Клаус Бодлер. — Уходите из отеля!

— Не слушайте этого кексолиза! — заверещала Кармелита Спатс, которая носилась по коридору, шлёпая рукой по всем узорным вазам. — Он пытается от нас улизнуть! Давайте снимем повязки и подсмотрим!

— Не вздумайте снимать повязки! — закричал Граф Олаф. — Эти Бодлеры виновны в неуважении к суду и пытаются заманить вас в ту же ловушку! Никакого пожара нет! Не покидайте отель ни при каких обстоятельствах!

— Мы никуда вас не заманиваем! — закричал Клаус. — Это Олаф вас заманивает! Пожалуйста, послушайтесь нас!

— Не знаю, кому и верить, — презрительно скривилась Эсме Скволор. — Вы, сироты, такие же подлецы, как и мой бывший приятель.

— Оставьте нас в покое! — велела Кармелита, натыкаясь на стену. — Мы сами разберёмся!

Двери закрылись, прежде чем Бодлеры успели продолжить спор, — и больше им уже никогда не пришлось спорить ни с этой неприятной женщиной, ни с этой неприятной девочкой. Вскоре лифт приехал на третий этаж, и Солнышко, набрав побольше воздуху, чтобы все, и злодеи, и благородные люди, слышали её голосок, закричала.

— Пожар! — закричала она. — Ходите по лестницам! Никаких лифтов!

— Солнышко Бодлер? — крикнул в ответ мистер По, узнав голос своей подопечной. Лицом банкир стоял совершенно не в ту сторону и прижимал к чёрной повязке белый носовой платок. — Не следует добавлять к перечню своих преступлений ещё и ложный сигнал о пожаре! Ты и так виновна в неуважении к суду, а может быть, и в убийстве!

— Это не ложный сигнал! — воскликнула судья Штраус. — Мистер По, отель действительно горит! Пожалуйста, бегите!

— Не могу, — ответил мистер По, кашляя в платок. — Я при исполнении служебных обязанностей: слежу за делами Бодлеров и распоряжаюсь состоянием их роди…

Двери лифта закрылись, оборвав мистера По на полуслове, и Бодлеры в последний раз уехали от банкира, и вынужден с огорчением сообщить, что на каждом этаже более или менее повторялась та же история.

На третьем этаже Бодлеры увидели миссис Басс, на которой по-прежнему красовался крошечный белокурый паричок, словно снежная шапка на вершине горы, а глаза были по-прежнему завязаны чёрной тканью поверх узкой полумаски, а на седьмом этаже видели мистера Ремору, который бродил там вместе с завучем Ниро. Они видели и Джеральдину Жюльен, которая нащупывала дорогу микрофоном, как слепой — белой тросточкой, и они видели Чарльза и Сэра, которые взялись за руки, чтобы не потерять друг друга, и они видели Кевина, Хьюго и Колетт, державших липучку для птиц, которую вывесил за окно сауны Клаус, и они видели, как мистер Леско спорит с миссис Морроу, и они видели мужчину с гитарой, который знакомился с женщиной в шляпке в виде вороны, и ещё многих людей, в которых не узнали ни волонтёров, ни негодяев, — все эти люди бродили по коридорам отеля, пытаясь поймать всякого, кто покажется им подозрительным. Одни из них верили Бодлерам, когда те сообщали им о пожаре, а другие верили Графу Олафу, когда тот сообщал им, что Бодлеры лгут, когда говорят о пожаре. Но лифт останавливался на каждом этаже совсем ненадолго, и всех этих людей дети видели лишь мельком. Они слышали, как миссис Басс пробормотала что-то об ожидающем её автомобиле и как мистер Ремора спросил что-то о жареных бананах. Они слышали, как Ниро вспомнил о своей скрипке, а Джеральдина запищала про заголовки, а Чарльз с Сэром начали препираться о том, выгодны пожары деревообрабатывающей промышленности или нет. Они слышали, как Хьюго спросил, действует ли ещё план касательно hors d'oeuvres, и слышали, как Колетт спросила, не нужно ли будет ощипать ворон, и слышали, как Кевин жалуется на то, что не знает, какой рукой держать липучку для птиц — правой или левой, и слышали, как мистер Леско говорит гадости миссис Морроу, а бородатый мужчина поёт песни женщине в шляпке в виде вороны, и они слышали, как какой-то мужчина зовёт Брюса, а какая-то женщина зовёт свою мамочку, и как дюжины и дюжины людей о чем-то шепчутся и на кого-то кричат, с кем-то спорят и в чем-то соглашаются, гневно обвиняют или кротко защищаются, осыпают яростными комплиментами и добросердечными оскорблениями дюжины и дюжины других людей и в самом отеле «Развязка», и за его дверями, — одних из них Бодлеры узнали, других забыли, третьих впервые видели.

На каждом этаже развёртывался свой сюжет, и сюжет каждого этажа был для Бодлеров непостижим, так как их визиты на этажи были столь краткими, а сюжеты некоторых этажей остались непостижимыми и для меня — даже спустя столько одиноких лет и после стольких исследований, предпринятых в одиночку.