– Джульетта, подожди!

Приостановившись, она повернулась в его сторону и замахнулась, словно держала в руке нож:

– Не смей!

– И не думал. Но на улице-то настоящий буран!

– Стой, не двигайся. Я спускаюсь вниз, а ты стой, где стоишь.

Приоткрылась дверь в соседнюю квартиру, и в щель выглянула пара любопытных глаз.

– Стой там, – повторила Джульетта.

Боже, до чего он хорош. Почему она раньше этого не замечала? И такой большой. И упрямый. Даже немного страшно. Она боится его? Нет, себя. И бежать ей надо от себя.

Джульетта медленно отступила на несколько ступеней, повернулась и пошла обычным шагом, чутко прислушиваясь – что происходит за ее спиной? Если он сделает за ней хоть шаг, произнесет хоть слово, она взорвется и наговорит дерзостей. Или бросится ему в объятия.

Ни звука. Она спустилась в небольшой вестибюль с белыми и коричневыми шашечками плиток на полу, с медными почтовыми ящика ми и тяжелой глянцево-черной дверью. Снаружи по-прежнему валил снег. Свет фонарей едва пробивался сквозь плотную пелену. На пустынной улице метель укрыла уснувшие на ночь машины, мостовую, быстро засыпала белой пылью следы редких прохожих на тротуаре.

Нью-Йорк стал каким-то другим. Внезапно Джульетта поняла: это тишина, почти мертвая тишина и мерцающая белизна волшебно преобразили, украсили город.

Страшно не было ни капельки. На душе только удивительный покой: от Ника уже сбежала, а волноваться насчет дороги домой еще не начала. Здорово просто постоять одной, здесь и сейчас. На углу улицы Джульетта обернулась и взглянула на дом Ника Руби, подняла глаза на его окна на последнем этаже. Там, на фоне золотого света, три силуэта прижались к стеклу и смотрели вниз, на нее.

Четыре часа спустя ее привезла домой большая машина. Дорогой Джульетта дремала, просыпалась и снова окуналась в дрему. За окнами чернело небо в снеговых тучах, дорога была пуста, если не считать бульдозеров. Фары лимузина высвечивали белую полосу в белоснежном мире.

Водитель отказался вылезать наружу и сидел, упершись взглядом в ветровое стекло, пока она пробиралась через сугробы к темному дому. Ключ она уже давно сжимала в руке – достала, как только они свернули с шоссе, не меньше чем час назад. Вставляя его в замок, Джульетта чувствовала себя марафонцем, пересекающим финишную черту.

В доме темно, прохладно и тихо. Только урчит холодильник. Джульетта осторожно прошла по ковру и поднялась наверх в комнату Трея. «Крадусь как вор или как привидение», – подумала она.

Вот он, ее мальчик. Крепко спит. Лежит на спине, руки раскинул, рот приоткрыл, словно от удивления. Одеяло сбито на пол. Джульетта подоткнула одеяло и поцеловала сына в лоб. Трей что-то пробормотал и повернулся на бок.

Спустившись в холл, она услышала храп Купера. Пожалуй, не стоит его будить. Усталости, на удивление, не было. Наоборот, хотелось прямо сейчас взяться за какое-нибудь дело. Вот что: она почистит дорожки от снега.

Теперь, когда снег не преграждал ей дороги домой, она смотрела на него с восхищением. Величественное, изумительное зрелище. На дорожке намело столько, что резиновые сапоги Купера утонули до самого верха, снег доходил до опушки старой куртки мужа, в которой Джульетта всегда возилась во дворе. Снегопад прекратился, но порывы ветра закручивали вокруг нее маленькие смерчи, снеговые призраки поднимались с дымящихся сугробов.

«Значит, чистим дорожку от дома до улицы. Это и для безопасности необходимо», – сказала себе Джульетта. В самом деле, вдруг случится пожар и пожарным надо будет добраться до дома, чтобы их спасти? А как удивится Купер! Проснется и обнаружит, что не нужно дожидаться, пока объявится дурачок Боб со своим снегоочистителем и освободит его из снежного плена. Можно сразу отправляться в город на работу. Ему будет приятно.

Наверное.

А она останется дома одна с Треем. Чудесно. Как раз то, что она любит больше всего.

Джульетта выпрямилась. Приоткрыв рот, она уставилась на белую равнину перед собой. Мысль, которая только что пришла ей в голову и буквально парализовала, была очевидна и непреложна как булыжник на дороге. Ей не нужен Купер. Ни сегодня, ни завтра – никогда. Их брак держится только на его отсутствии, на том, что они всегда и везде врозь. Не видя друг друга, не общаясь – только так они и могут жить вместе.

Вот в чем их главная проблема. Беда не в том, что они не могут договориться, нужен им второй ребенок или нет (хотя это тоже проблема), и не в том, что в постели у них не ладится (хотя, конечно, и это проблема). Беда вот в чем: чтобы решить вопрос насчет ребенка, им обоим нужно было открыть свои истинные чувства друг к другу. Но как раз этого они и не могли. Не хотели. Никогда.

Они поженились, потому что сошлись характерами в мелочах, лежащих на поверхности, а объединяет ли их нечто более серьезное и глубокое, никогда не проверяли. Даже болезнь Трея не заставила их заглянуть глубже в собственные чувства. Купер, не задумываясь, предоставлял Джульетте заботиться о сыне, и ее это вполне устраивало.

Она не любит Купера. Это ясно. И теперь, когда она стала гораздо требовательней к самой себе, ей больше незачем держаться за этот брак. Что он дает ей? Разве что собственный «выезд» – и ничего более ценного. Из-за такой малости не стоит терпеть рядом Купера даже ради Трея. Мальчику нужен настоящий отец. Если Купер не желает принимать участия в его воспитании с ней на равных, может быть, все переменится, когда у него не останется другого выбора, кроме как управляться с сыном в одиночку.

Она снова взялась за лопату. Раз! Раз! Еще раз. Мысли перескочили на Ника. Какую роль он играет во всем этом? Никакую. Главную. Ник для нее не существует. Ник единственный мужчина, которого она могла бы полюбить. Эта нехитрая истина обрушилась на нее как гром среди ясно го неба. Задохнувшись и мгновенно взмокнув, она перестала кидать снег, оперлась на лопату. Небо начинало светлеть.

Разом навалилась усталость. Такая усталость, что Джульетта готова была рухнуть и заснуть прямо здесь, на пушистой снежной пери не возле дорожки. Как измученный, сбившийся с дороги путник, соблазненный иллюзией покоя. Еле волоча ноги, она вернулась в дом, стащила покрытую снегом одежду и вместе с сапогами и насквозь промокшими носками оставила валяться у порога. На бежевом ковре расползлось мокрое пятно. Дом спал. Не чувствуя озябшими ногами холода ступеней, Джульетта босиком поднялась по темной лестнице.

Разделась на пороге спальни, небрежно кинула свитер и брюки на маленькую скамейку (чего прежде за ней не водилось), не снимая тонкой шелковой водолазки, вытянула бюстгальтер. На цыпочках подошла к большой кровати, скользнула под пуховое одеяло и тронула за плечо Купера.

– М-м-м? – пробормотал он.

Разбудить его или пускай спит, потом объясниться? Будить вроде бы жестоко, но откладывать неприятный разговор – это трусость.