В начале марта 1841 года мисс Бронте получила во второй, и последний, раз место гувернантки. Ей посчастливилось стать членом добросердечного и дружелюбного семейства138. Хозяйку дома Шарлотта рассматривала впоследствии как свою дорогую подругу, чей совет помог ей совершить один очень важный шаг в жизни. Но поскольку знания и умения мисс Бронте как гувернантки были весьма ограниченны, ей пришлось расширить их, взявшись еще и за шитье. Должность ее называлась «бонна», или гувернантка для маленьких детей, и, соответственно, ее должны были без конца занимать разными делами, не оставляя свободного времени. Это положение – неопределенные обязанности при постоянной занятости и круглосуточная зависимость от чужой воли – переживалось мучительно мисс Бронте, привыкшей у себя дома к большому количеству свободного времени. Чуждая праздности, в своем доме она была почти избавлена от пустых разговоров, составления планов, выполнения обязанностей и получения удовольствий, которые занимают почти все время в жизни других людей. Эта свобода позволяла ей предаваться тем чувствам и игре воображения, на которые, как ни странно это звучит, у других просто не хватает времени. Впоследствии, в конце ее краткой жизни, такая интенсивность внутренней жизни стала подрывать ее здоровье. Привычка «выдумывать», развивавшаяся и укреплявшаяся в Шарлотте по мере того, как она набирала силу, стала ее второй природой. Но в нынешнем положении все наиболее важные свойства ее личности оказались не востребованы. Она не могла (как у мисс Вулер) заниматься своими служебными обязанностями только днем, а вечер оставлять для занятий более близких сердцу. Разумеется, любая девушка, выбирающая работу гувернантки, должна отказаться от многого в жизни; все ее существование есть одно сплошное самопожертвование. Но для Шарлоты Бронте это была еще и попытка приложить свои способности к делу, к которому ее не готовила и даже сделала негодной предшествующая жизнь. В самом деле, ведь маленькие дети семьи Бронте росли без матери. Они не знали ни детского веселья, ни радости подвижных игр. Сестрам Бронте была неведома сама природа детства, его привлекательные стороны. Дети были для них некой причиняющей беспокойство, но необходимой принадлежностью существования человечества, и никакой внутренней связи с ними сестры Бронте не имели. Многие годы спустя, когда Шарлотта приезжала погостить в наш дом, она постоянно наблюдала за нашими маленькими дочерями, и я никак не могла убедить ее, что они – самые обычные, хотя и хорошо воспитанные дети. Она была удивлена и тронута любым проявлением внимания к другим с их стороны, любовью к животным, отсутствием эгоизма. Она уверилась, что они необыкновенные, и постоянно спорила со мной по этому поводу. Все это надо учитывать при чтении нижеследующих писем. Тому, кто теперь, после смерти мисс Бронте, может как бы сверху смотреть на ее жизнь, следует понимать, что никакое отвращение, никакое страдание никогда не заставило бы ее свернуть с пути, по которому она считала себя обязанной идти.

3 марта 1841 года

Некоторое время назад я писала тебе, что собираюсь занять место гувернантки, и намерение мое было совершенно твердым. Хотя в прошлом это вело к сплошным разочарованиям, я не собиралась оставлять свои усилия. После нескольких случаев, которые расстраивали меня до глубины сердца (я имею в виду письма и собеседования), я наконец добилась успеха и теперь устроилась на новом месте. <…>

Дом здесь не очень большой, но на редкость удобный и хорошо устроенный, окружающие его угодья красивы и просторны. Согласившись на это место, я довольно много потеряла в деньгах, но зато надеюсь обрести комфорт. Под этим словом я понимаю не хорошую еду и питье, теплый очаг или мягкую постель, а приятное общество и приветливые лица, умы и сердца, извлеченные не из свинцового рудника и не из каменоломни. Мое жалованье не превысит шестнадцати фунтов в год, хотя номинально оно составляет двадцать – некоторое уменьшение произошло из-за расходов на стирку. Мои ученики, числом двое, – это девочка восьми и мальчик шести лет. Что касается хозяев, то я пока не могу рассказать тебе, что это за люди, я ведь только вчера приехала. У меня нет способности определять характер человека с первого взгляда. Прежде чем я решусь высказать о них какое-то суждение, мне надо увидеть их в разном свете и с разных точек зрения. Все, что я могу сказать пока, – это то, что мистер и миссис *** кажутся мне хорошими людьми. До сих пор у меня не было причины жаловаться на недостаток деликатности или вежливости с их стороны. Воспитанники мои дики и необъезженны, но при этом вполне добродушны. Наверное, я смогу сказать обо всех них побольше в следующем письме. Мое самое искреннее желание – понравиться им. Если у меня возникнет ощущение, что я их устраиваю, и в то же время не испортится здоровье, то я буду относительно счастлива. Но никто, кроме меня, не расскажет тебе, насколько тяжела для меня работа гувернантки, ибо никто, кроме меня, не знает, насколько чуждо всей моей природе это занятие. Не думай, что я не корю себя за это или что я не пытаюсь победить в себе это чувство. Мои самые большие затруднения могут показаться тебе банальными. Мне очень трудно противостоять грубой фамильярности детей, трудно попросить о чем-то служанок или саму госпожу, каким бы важным ни был для меня предмет просьбы. Мне легче терпеть самые большие неудобства, чем сходить в кухню и попросить эти неудобства устранить. Я просто дурочка. Но, видит Бог, я ничего не могу с собой поделать!

Напиши мне, как ты считаешь: прилично ли гувернантке приглашать к себе в гости подруг? Я не имею в виду, конечно, приглашение на длительное время, но можно ли им всего лишь навещать меня на час-другой? Это не такое уж большое преступление, и я страстно желаю, чтобы ты сумела каким-то образом навестить меня и дать мне увидеть твое лицо. Но в то же время я чувствую, что обращаюсь с глупой и почти невыполнимой просьбой… Хотя отсюда ведь всего четыре мили до Б.!

21 марта

Прости меня, пожалуйста, за слишком краткий ответ на твое долгожданное письмо: у меня совсем нет свободного времени. Миссис *** ждет от меня выполнения довольно большого задания по шитью. Днем шить нельзя из-за детей, которые требуют постоянного внимания, поэтому приходится занимать этой работой вечера. Пиши почаще и подлиннее – это полезно для нас обеих. Это место гораздо лучше, чем ***. У меня достаточно причин, чтобы не падать духом. То, что ты пишешь, меня немного ободрило. Надеюсь, я всегда смогу следовать твоему совету. Но меня гнетет тоска по дому. Мистер *** нравится мне в высшей степени. Дети избалованны, и поэтому с ними иногда трудно управляться. Пожалуйста, пожалуйста, приезжай повидаться! Даже если это нарушит правила, ничего. Если сможешь заглянуть хоть на часок, приезжай. И не пиши больше, что я тебя забыла. Дорогая моя, я никогда бы так не поступила. Это шло бы вразрез с моей природой: я не могу существовать в этом скучном мире без привязанности и сочувствия, а как редко мы их находим! И было бы в высшей степени безрассудно растрачивать их, если они уже обретены.

Мисс Бронте не пришлось долго ждать доказательств добросердечия и гостеприимства новых хозяев. Мистер *** написал ее отцу и убедительно и настоятельно звал его приехать посмотреть на новый дом своей дочери и провести в нем неделю. Миссис ***, со своей стороны, выражала искреннее сожаление, что одна из подруг мисс Бронте проехала мимо их дома и оставила только записку и сверток, а сама не зашла внутрь. Миссис *** объявила, что подруги Шарлотты могут совершенно свободно навещать ее и что ее отец найдет в доме самый теплый прием. Мисс Бронте с благодарностью отметила доброту своей хозяйки в очередном письме к подруге, приглашая ее в гости, что та вскоре и сделала.