И решились бы все проблемы: Ариф мертв, его убийца — тоже. Сумели бы менты доказать причастность Ильгара к смерти миллионера? Назим не сомневался — сумели бы. Менты не любят «висяки», а мотив у парня был, и мотив достаточно весомый.

Теперь же приходилось думать о том, не сумеют ли менты с помощью Ильгара доказать причастность к убийству Лалы и Назима? Точнее, один мент. Тот что не постеснялся провести допрос в день похорон, — встреча со следователями из прокуратуры была назначена на сегодня.

— Я спрашивал о Волкове, — сообщил Гусейн. — Розгин сказал, что купить его нельзя. Ему платят столько, что он не забывает о чести сыщика.

— Какой пафос, — хмыкнула девушка.

— Не я сказал — Розгин, — оправдательным тоном ответил Назим.

— Ну хорошо, не купить… А запугать его можно?

— Не позволят. Волков работает на очень серьезных людей.

Лала, до сих пор просто сидевшая на кровати, упала спиной на подушки и уставилась в потолок.

— А если договориться с его хозяевами? Пообещать им долю?

— Если Волков до нас доберется, придется договариваться, — вздохнул Назим. — Но и тут не все гладко…

— Денег жалко?

— При чем здесь деньги? — Гусейн махнул рукой. — Представь, что будет, если партнеры Арифа поймут, что это мы его заказали? А они догадаются, если мы отстегнем долю хозяевам Волкова. Обязательно догадаются.

Эта перспектива Лале не нравилась. Оставят ли их в живых или нет— можно спорить, но в том, что доверия, а значит, и миллионов, любовники лишатся, сомневаться не приходилось.

— Должен же быть выход! — Девушка яростно взмахнула рукой. — Должен!

— Выход один — убрать Ильгара, — хмуро буркнул Назим. — А пока нам остается надеяться, что щенок не выложит Волкову все, что знает.

* * *

Звонок Мамедова хоть и не напугал Ильгара, но из равновесия вывел. Юноша понимал, что к нему могут прийти: следователи наверняка докопаются до истории женитьбы Арифа, однако не ожидал, что это произойдет столь быстро.

«Почему они не ищут заказчиков среди партнеров Арифа? Неужели я — главный подозреваемый?!» Эта мысль едва не ввергла Ильгара в панику. К тому же — не звонит Лала. «Я совсем один!»

С трудом, с огромным трудом юноше удалось взять себя в руки.

«Ариф был богатым и известным человеком. Скорее всего, его смерть расследует не один человек, а много. Отрабатывают все версии сразу…»

Ильгар заставил себя успокоиться. Успокоился.

Звонок Лалы застал юношу за приготовлением чая, и стоило Ильгару услышать голос любимой, как все его страхи исчезли. Как можно чего-то бояться, когда от него — только от него! — зависит счастье самой прекрасной девушки в мире? Самой желанной. Той, ради которой ничего не жалко.

Короткий разговор с любимой придал Ильгару сил, вернул уверенность.

Он не стал ни о чем говорить Лале — зачем? А положив трубку, сразу же набрал номер, который сообщил Мамедов. Прятаться глупо, ничего, кроме подозрений, такое поведение не вызовет. Он сильный, он способен защитить свою любовь.

Он сильный.

Но в глубине души Ильгар надеялся, что ищет его не тот следователь, которого он заприметил у казино.

Не охотник.

Кабинет Волкова состоял из двух небольших комнат. Первая, в которую попадал посетитель, открыв дверь, являлась рабочей. Стол у окна, настольная лампа, компьютер, принтер, телефон и бумаги. Множество бумаг. В папках, стопках и валяющиеся просто так. Письма и отчеты, не заполненные до конца протоколы и распечатки приказов, обрывки с торопливо сделанными заметками и позабытые газеты. Федор крайне редко приводил стол в порядок, но и уборщицу к нему не подпускал, а потому прекрасно ориентировался в царящем на рабочем месте хаосе.

Второе помещение служило комнатой отдыха: диван и пара кресел, низенький столик, традиционный до пошлости глобус-бар, шкаф и телевизор. На стенах развешаны выданные Очкарику грамоты и благодарности. От каждого из трех министров, которых он пересидел в этом кабинете, от московского, питерского и красноярского ГУВД, от испанцев, французов и Интерпола. Вместо люстры — настенные бра. Однако главным достоинством этой половины кабинета являлась отличная звукоизоляция.

— Кофе будешь? — поинтересовался Волков, усаживая Ильгара в кресло. И, не дожидаясь ответа, нажал на кнопку чайника. — Правда, у меня только растворимый, так что не обессудь.

Ставить в кабинет кофеварку Федор ленился: возни больше, а результат не намного лучше, обходился так.

— Я, наверное, не хочу, — неуверенно пробормотал юноша.

Но Очкарик уже выставил пару чашек, банку с кофе и сахарницу. Кивнул: «сам делай», залил в свою чашку подоспевший кипяток, размешал сахар, закурил и, откинувшись на спинку кресла, дружелюбно посмотрел на Ильгара.

— Сразу скажу, что мы будем беседовать без протокола.

— Почему? — Юноша, который как раз наливал кипяток в свою чашку, остановился и настороженно посмотрел на Федора.

— Честно говоря, — по-прежнему добродушно продолжил Волков, — не вижу в нем необходимости. Ты уж извини, Ильгар… Кстати, ты не против, если я буду обращаться к тебе на «ты»?

— Нет.

— Вот и хорошо. Так вот, ты уж извини, но я не верю, что ты способен на убийство. Конечно, история со свадьбой дала тебе мотив… да еще какой мотив…

Юноша понял, для чего Волков выдержал красноречивую паузу, но промолчал, спокойно размешивая ложечкой сахар. Не стал убеждать милиционера в своей невиновности.

— Ты ведь думал о мести?

«Что ответить? Соврать?»

Но внутренний голос напомнил: «перед тобой охотник». Врать ему еще придется, пока же следует говорить правду. Тем более отвечая на такой вопрос.

— Думал, — признался Ильгар. — Почти месяц думал. — И пронзительно посмотрел на Федора: — Я люблю Лалу. Мы выросли вместе. Я дарил ей цветы, я первый ее поцеловал и должен был стать ее первым мужчиной. Я!!

— Хорошо, что ты ответил честно, — спокойно продолжил Очкарик. — Ты умный парень, Ильгар, мне это нравится. А поскольку ты умный, то должен понять, почему оказался здесь.

— Вы меня подозреваете.

— Я просто не имел права пройти мимо истории со свадьбой. — Волков ободряюще улыбнулся. — Это бы показало мою полную профессиональную непригодность. Хочешь печенье?

— Нет.

— А как ты мечтал отомстить Арифу?

— Убить. — Ильгар ответил машинально, не задумываясь.

Иногда, когда начинаешь говорить правду, остановиться очень трудно.