Надо было заглядывать в десятиместные палаты, где сидели на койках, покачивая головами, старухи, обмотанные грязными бинтами. Надо было вдыхать смрад, разносящийся по больнице из туалетов с засоренными и не подлежащими уже ремонту унитазами. Надо было прислушиваться к хамству молоденьких, но уже вконец обнаглевших санитарок, скупо отвечающих на вопросы пациенток (Штур с Хорьком проходили по женскому отделению).

«Всегда считалось, что профессии врача, медсестры и им подобных — одни из самых почетных, — думал Вениамин Аркадьевич. — Нам это с детства внушали, мы привыкли в это верить… А на самом деле такого чудовищного хамства, как от медиков, не услышишь даже от торговок. Никто больше этих тварей не выказывает такого пренебрежения к своим пациентам. И я давно понял почему: потому что, попав в больницу, ты целиком и полностью в их руках. Ты можешь быть каким угодно большим начальником там, за стенами клиники, но здесь ты никто. Тебя, пациента, называет на „ты“ соплюшка втрое тебя младше, и только от нее, заразы, зависит, легко ты перенесешь безобидный укол или не выдержишь и взвизгнешь от боли. И только она, зараза, может вынести за тобой судно, а может и „забыть“, и тогда, если рядом нет доброго „ходячего“ соседа, тебе придется часами вдыхать вонь и не знать, когда и куда тебе придется, пардон, помочиться в следующий раз… Жаловаться на нее бесполезно: ее отчитают — а на другой день она найдет, как отомстить, у нее много способов. Такой власти, как у медсестры, ни у кого на свете нет. Это для них испытание властью, и его никто не выдерживает. Ну, может, кто и выдерживает, но я таких не встречал».

Они добрались до четвертого этажа, и мир преобразился. Да, деньги делают чудеса даже с медиками. Штур ничуть не сомневался, что четвертый этаж будет роскошен. «Но это же несправедливо, черт бы вас всех побрал! Может быть, в других каких-то отраслях и можно допустить, что, у кого кошелек толще — тот и прав, тот и достоин лучшего… В конце концов, допустим, что „заработал“ и „заслужил“ — это одно и то же. Заработал денег — заслужил комфорт. Но больница — тут же мы имеем дело со здоровьем, с человеческой жизнью! Это не меряется деньгами! Никак!»

Для Штура это было второе испытание подряд. Сперва Покровское-Глебово, теперь вот — палаты для «крутых».

В предбаннике при появлении Вениамина Аркадьевича двое широкоплечих верзил как по команде вскочили и замерли в самых недвусмысленных позах. Одно резкое движение, и они готовы порвать кого угодно. Чистые бультерьеры. Успокоились, только внимательно рассмотрев удостоверение Вениамина Аркадьевича. Один из верзил за двоих представился, поименовав себя «телохранителем звезды» и никаких документов при этом не предъявив.

В тот момент, когда наконец Вениамин Аркадьевич намеревался открыть дверь, она открылась сама и из палаты вышел тот самый частный детектив, который ошивался в офисе «Лючии». Вениамин Аркадьевич его физиономию очень хорошо запомнил.

Поздоровавшись, как ни в чем не бывало «частник» стремительно пошагал прочь, оставив Вениамина Аркадьевича в немалом удивлении. Но не гнаться же за ним было. К тому же Вениамин Аркадьевич и мысли не допускал, что «частник» собирается составить ему конкуренцию в данном деле, а если так, разобраться, почему ему вообще разрешили говорить с Арбатовой до официальных представителей следствия, можно и позже.

Вид у Арбатовой был какой-то усталый. Вениамин Аркадьевич не хотел верить, что эта усталость вызвана шампанским, две пустые бутылки из-под которого стояли на тумбочке, а вот в то, что «частник» ее утомил и теперь ее не хватит на разговор с ним, в это он поверил легко и сразу.

— Добрый день, я следователь городской прокуратуры Вениамин Аркадьевич Штур, — представился он.

Выздоравливающая перевела взгляд со стены на вошедшего и медленно, с видимым трудом ответила тихим голосом:

— Добрый.

— Я прекрасно осознаю: после ранения вы еще не оправились, но в ваших же интересах помочь следствию и тем самым предотвратить саму возможность повторного покушения на вашу жизнь…

Ничто в лице певицы не изменилось, ничем желание принять участие в разговоре она не выразила. Видя, что доверительный разговор с ходу не получается, Вениамин Аркадьевич решил добавить, нарушив тем самым установленное для себя правило — не давать ни малейшего повода потерпевшему усомниться в успешности расследования. Но она наверняка знала что-то важное, и перетащить ее на свою сторону было крайне необходимо.

— Буду предельно откровенным, мы пока не напали на след преступников. Близкие ваши говорят, что врагов у вас не было, кому могло быть выгодно это преступление, понятия не имеют. Может, поможете следствию, подскажете?

— Не знаю. — Ответ последовал быстро. Создавалось впечатление — готов он был заранее: собеседнику не потребовалось время на обдумывание.

— Ваш менеджер рассказал о некотором конфликте с Расторгуевой.

— Мелкие бабские склоки, — помедлив, ответила Арбатова и отвернулась в сторону окна, то ли устав на самом деле от разговора, то ли желая показать, что устала от него.

— Кто мог заранее знать о том, что вы пойдете на пляж?

— Я уже говорила… Видимо, заранее не знал никто… Спонтанное желание. Подумала: почему нет? Не получилось — подстрелили.

Вениамин Аркадьевич подумал: Марков, который таким невероятным способом повстречался с вами, наверняка знал. Спросить о Маркове, об их отношениях? А она ответит, что он просто ее поклонник. А по поводу показаний Георгадзе скажет: ну заходил пару раз в гости. Этим все и ограничилось.

Вчера и так сорвался, устав и учуяв успех. И никаких результатов. Нет, пока преждевременно.

— Вижу, утомил я вас беседой. Вот вам моя визитка, вспомните звоните. Да, простой вопрос напоследок: кто это дежурит у ваших дверей?

— Мальчики, — крайне информативно ответила Арбатова, все так же продолжая смотреть в сторону окна.

— Выздоравливайте, — проговорил следователь, закрывая за собой дверь.

Шагая к выходу, Вениамин Аркадьевич анализировал разговор с потерпевшей: ответ на первый вопрос был готов заранее, а на вопрос о том, кто мог знать, что она пойдет на пляж, начала отвечать со слов: «Я уже говорила». Но с момента убийств я первый, с кем она могла говорить о происшедшем: персонал больницы никого из следственной бригады к ней не подпускал.

Стоп. Первый-то первый, но это если не считать «частника». Значит, ее расспрашивал он! Почему было не остановить его сразу, не потребовать объяснить, как это он оказался у Арбатовой раньше представителей следствия?!

Резко остановившись, так что на него наехала сзади каталкой толкавшая ее медсестра, Штур развернулся и поспешил назад к палате.

— Объясните, вот вы внимательно рассматривали мои документы, а на основании чего вы пропустили человека, который был у Арбатовой до меня? обратился Штур к телохранителю звезды. Он был уже один, второй неизвестно куда испарился.

— Утром лечащий врач дал разрешение пропускать посетителей, если посещение будут недолгим и сама пациентка будет согласна. Этот, который был до вас, тоже предъявил удостоверение…