Он развернулся, собираясь податься на выход, и в этот момент отмерла Петькина мать.

– Уби-и-и-ли! – истошным голосом завопила она на весь дом, и кинулась к мужу, продолжавшему неподвижно лежать на замызганном полу. – Коленька! Голубчик мой! А-а-а! Что же вы наделали, ироды?

"Качок" остановился и в недоумении уставился на окровавленную женщину, безутешно рыдающую над телом мужа, совсем недавно использовавшего её вместо боксёрской груши.

– Тёть, ты чё? – спросил он. – Он же из тебя отбивную сделать хотел!

– Убийцы! – орала Петькина мать, обнимая голову супруга и измазывая его текущей из носа кровью. – Ироды поганые! Коленька! Очнись, мой хороший!

– Папа! – позабытый всеми Петька присоединился к матери. – Папа, папочка, встань! Открой глаза!

Ситуация начинала приобретать непредвиденный оборот. Неожиданно квартира начала заполняться людьми – это добродетельные соседи, в течение часа никак не реагировавшие на избиение женщины, тут же начали подтягиваться в открытую дверь поглазеть на убийство.

– Он что, правда, помер? – деловито спросил лысый мужик в футболке с надписью "АвтоВАЗ". Алана признала в нём мужа той самой соседки напротив. В руке мужик держал вилку с насаженной на неё недоеденной сосиской. "Надо же, как торопился, даже сосиску оставить не смог", – со злостью подумала Алана, и почувствовала, как сильно заломило виски.

Толпа одобрительно загудела, предлагая вызвать "Скорую", милицию, МЧС… кто-то даже выдал идею позвонить на телевидение.

– Убийство в нашем подъезде! – провозгласил толстый дядька в очках. Алана знала его – он преподавал в их универе, правда, в её группе ничего не вёл. Но это не мешало ему при встрече с ней масляно улыбаться и кидать похотливые взгляды. – Дожились! Это же Че Пэ12! – и он многозначительно поднял вверх указательный палец. Среди людей снова послышался ропот, потом кто-то громко сказал: "Да вызовите же, наконец, врача!"

– Не, ну а я чё? Я ничё! – начал оправдываться "качок", растерянно озираясь по сторонам. – Это вот она меня позвала! – и он ткнул пальцем в Алану.

Взгляды любопытных соседей обернулись к ней. Алана насчитала уже человек шесть. Где же вы все были, когда обезумевший алкоголик избивал свою жену, а их маленький сын бегал по подъезду, ища защиты? На неё вдруг накатила жуткая усталость. Всё, чего ей хотелось сейчас – это оказаться в своей квартире, запихнуть в холодильник нетронутую курицу, скинуть в раковину всю посуду со стола и завалиться спать. К чёрту этот день рождения, и какое же счастье, что до следующего ещё целый год!

Она подошла к Петьке, который продолжал сидеть возле отца на корточках и тихо бормотать: "Папа, папочка, ну, пожалуйста, встань", и позвала его:

– Петь, пошли со мной? У меня переночуешь.

Но Петька, тот самый Петька, который не далее чем час назад умолял Алану о помощи, сейчас с неожиданной злостью отмахнулся от неё, а его мать подняла на девушку изуродованное лицо с прилипшими к щекам грязными прядями спутанных волос, и уставилась на неё ненавидящим взглядом единственного оставшегося целым глаза.

– Т-т-ы-ы-ы! – просипела она невнятно, как будто рот её был забит зёмлей. – Т-т-ы-ы-ы!.. Убийца!

Алана попятилась. Женщина тянула к ней свои руки, будто собиралась задушить. Потом вдруг жалобно проныла: – Верни мне его! Он нужен мне! Без отражателя мне долго не протянуть!

Алана ощутила вену, запульсировавшую на лбу. Отражателя? Она не была уверена, что правильно расслышала сказанное слово. Какого отражателя? Должно быть, женщина сказала "мужа", но в её воспалённом, безумно уставшем за сегодняшний странный день, сознании отразилось нечто другое.

Она спросила саму себя – а, сколько же лет Петькиной матери? Сорок пять, пятьдесят? Или больше? Выглядела она пожилой, уставшей и очень больной. Муж довёл её до такого состояния, или она сама?

******

Однажды Алана прочитала в журнале статью о созависимых алкоголиках. Чаще всего ими становились близкие люди, члены семьи больного алкоголизмом, их жёны, а в последствии и дети. Особенно жёны. Поначалу им кажется, что любимый муж тяжело болен, а их миссия – его вылечить, и они смогут с этим справиться. Любовь окрыляет и придаёт им сил. Они бросаются на борьбу с монстром, и бьются, и бьются, не замечая того, что сами уже больны. А потом бросают на алтарь этой ненужной битвы самое дорогое – жизни своих детей. У некоторых борьба и вовсе перестаёт быть актуальной в какой-то момент – в тот, когда они решают сами выпить с алкоголиком.

Сейчас, глядя на Петькину мать, которой на самом-то деле вряд ли исполнилось больше тридцати шести лет, она понимала, насколько правдива была та статья. Эта женщина была серьёзно больна. Болезнь, как страшная уродливая эрозия день за днём разъедала её тело и душу, но самое страшное – эта чума уже начала перекидываться и на Петьку, день за днём, час за часом медленно и неумолимо подкрадывалась, чтобы начать жрать и его. И одному богу было известно, что маленький друг её братишки сделает раньше – без сожаления сбежит из родительского "гнезда" и заживёт своей жизнью, либо опрокинет в себя рюмочку-другую, услужливо подсунутую добрым папенькой, и начнёт новый виток.

"Но Павлика я не отдам! – подумала она, чувствуя, как закипает в душе непонятно откуда взявшаяся злость. – Не отдам, даже не облизывайтесь, чёрт бы вас побрал!"

Странно, но от таких мыслей ей стало легче. Испепеляющий взгляд Петькиной матери уже не пугал, а любопытные соседи, посматривающие искоса, стали чем-то мелким и далёким. На секунду ей показалось, что она парит над всеми ними, увлекаемая неведомой силой, а все эти люди топчутся там внизу, подняв головы и раскрыв рты от недоумения и зависти. Ощущение было такое яркое и необычное… и очень приятное, кстати.

С высоты своего полёта она смотрела на мужчину, продолжающего без движения лежать на полу. Каким же он на самом деле был ничтожным и жалким! И как ей могло прийти в голову, что это недоразумение, день ото дня терроризировавшее свою семью, могло чем-то навредить ей? Теперь это казалось смешным и нелепым.

– Он жив! – сказала она громко и внятно. Взгляды людей, находившихся в квартире, обратились к ней. Она выдержала их – все, вместе взятые и одновременно, включая безумный взгляд Петькиной матери, и добавила:

– Ничего с ним не случилось. И нечего на меня так смотреть!

В ту же секунду Петькин отец застонал и пошевелил рукой. Открыл глаза, промычал что-то невнятное. Супруга с плачем кинулась к нему на шею.

– Коленька! Родненький мой, живой! – заголосила она, но отец семейства лишь отмахнулся и пробурчал что-то похожее на: "Уйди, дура!".

Толпа вздохнула – кто с облегчением, а кто и с разочарованием – ну вот, нате вам, обломилось всё убийство.

– Ну, тогда я пошёл, – обрадовался "качок". – У меня режим, мне нельзя его нарушать.