— В таком случае в этом году надо ждать приличного урожая, — пошутил я, но никто из моих собеседников не счел мою ремарку достойной улыбки. Вот так всегда: из кожи вон лезешь, чтобы скрасить существование в этом жестоком мире, а окружающие — ноль внимания, фунт презрения.

— А какой смысл в том, чтобы сжигать тела? — осведомилась Дебора.

На губах Келлера появилась едва заметная снисходительная улыбка профессионала в стиле «молодцы, что спросили».

— А это ключ ко всему ритуалу, — сказал он. — Существовала огромная статуя Молоха с бычьей головой, только статуя эта на самом деле была топкой.

Я вспомнил Голперна и его «сон». Он знал про статую заранее или она явилась ему тем же путем, что и мне та музыка? Или Дебора права и он был у статуи и убил девушек, каким бы невероятным этот факт ни казался?

— Топкой, — повторила Дебора, и Келлер кивнул. — И туда бросали тела? — спросила она с таким выражением лица, словно ей трудно поверить и в этом его вина.

— О нет, все гораздо интереснее, — сказал Келлер. — В ритуал привносилось ощущение чуда. Очень изощренное было сожжение. Но именно поэтому популярность Молоха продержалась так долго. Все выглядело убедительно и увлекательно. У статуи имелись руки, которые протягивались к собравшимся. После того как на них клали жертву, Молох будто оживал и съедал ее. Руки медленно поднимались, и статуя отправляла жертву себе в рот.

— И прямо в печь, — не удержался я, — пока звучала музыка.

Дебора странно посмотрела на меня, и я понял, что никто до этого момента музыку не упоминал, но Келлер не обратил на это никакого внимания и продолжил:

— Именно так. Рога, барабаны, пение — все вместе производило гипнотическое действие. В конце бог подносил жертву ко рту, и она падала: ему в рот, а потом — в пекло. Заживо. В общем, жертве приходилось невесело.

Я верил всему, о чем рассказывал Келлер; мне еще слышались отголоски ненавязчивых звуков барабана, и от них становилось невесело.

— А сейчас ему еще поклоняются? — спросила Дебора.

Келлер покачал головой.

— Нет. Насколько я знаю, вот уже две тысячи лет, — ответил он.

— Так, ну а это откуда взялось? — спросила моя сестра. — Куда ведут следы?

— Ну, информация-то ведь не секретная, — объяснил Келлер. — Это очень хорошо документированная часть истории. Кто угодно мог провести небольшое исследование и обнаружить все, что необходимо для совершения такого преступления.

— Но чего ради? — не унималась Дебора.

Келлер вежливо улыбнулся.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — сказал он.

— Ну почему именно я должна с этим разбираться? — возмутилась сестренка так, словно именно Келлер должен был ответить ей на вопрос.

Он добродушно улыбнулся:

— Иногда полезно узнавать новое.

— Например, — сказал я, — теперь мы знаем, что где-то здесь должна быть огромная статуя с печью внутри.

Дебора молниеносно повернулась ко мне.

Я приблизился к ней и сказал:

— Голперн.

По тому, как она заморгала, глядя на меня, я понял, что ей эта мысль еще не приходила.

— Так ты считаешь, это был не сон? — спросила она.

— Не знаю, что считать, — ответил я. — Но если кто-то занимается этим Молохом всерьез, то почему бы ему не использовать все оборудование, которое нужно?

— Вот черт, — произнесла Дебора. — А где можно спрятать такую громадину?

Келлер вежливо покашлял.

— Боюсь, дело не только в этом, — сказал он.

— А в чем? — спросила Дебора.

— Понимаете, запах тоже пришлось бы прятать. Запах жареных человеческих тел. Он не сразу рассеивается, и забыть его невозможно. — Профессор смущенно пожал плечами.

— Значит, мы ищем огромную зловонную статую с печью внутри, — радостно проговорил я. — За этим дело не станет.

Дебора снова пристально посмотрела на меня, и в который раз я разочаровался в ее чувстве юмора и абсолютно негибком подходе к жизни — особенно с тех пор, как сам стал постоянным жителем этой Юдоли Печали, населенной человеческими существами; с того самого момента, когда Темный Пассажир начал плохо себя вести и отказался выйти из своего убежища.

— Профессор Келлер, — сказала она, отвернувшись от меня и оставив в одиночестве своего несчастного братца, — есть что-нибудь еще относительно всего этого бычьего дерьма, что может нам помочь?

Подающая надежды замечательная ремарка, которую стоило бы оценить, и я почти пожалел, что не я ее автор, но, видимо, она не произвела должного эффекта ни на Келлера, ни даже на саму Дебору. Она и не подозревала, что выдала нечто замечательное. Келлер всего лишь покачал головой:

— Это несколько не моя область. Я знаю этот предмет поверхностно, в той его части, которая касается истории искусства. Обратитесь к кому-нибудь более сведущему — к специалисту по философии или истории религий.

— Типа профессора Голперна, — снова шепнул я, и Дебора кивнула, продолжая смотреть на него.

Она уже собралась уходить и даже развернулась, как вдруг вспомнила, что надо быть вежливой девочкой; тогда она снова обратилась к Келлеру:

— Вы нам очень помогли, доктор Келлер. Пожалуйста, дайте знать, если вам придут какие-то мысли насчет этого дела.

— Конечно, — пообещал он.

Деб схватила меня под руку и быстро потащила за собой.

— Мы возвращаемся назад к секретарю? — вежливо осведомился я, когда руку уже свело.

— Да, — ответила она. — Но если выяснится, что какая-то Тэмми ходила на занятия к Голперну, я тогда вообще не знаю, что делать.

У меня с трудом получилось освободить одеревеневшую руку из ее захвата.

— А если нет?

Она только покачала головой и сказала:

— Пошли.

Но когда я проходил мимо трупа, что-то схватило меня за штанину, и мне пришлось остановиться и посмотреть вниз.

— Грм, — произнес Винс и смущенно покашлял. — Декстер, — продолжил он, и я поднял одну бровь. Он покраснел и отпустил штанину. — Есть разговор.

— Ради Бога, — сказал я, — но можно не сейчас?

Он возразил:

— Это очень важно.

— Тогда ладно. — Я сделал три шага к тому месту, где он сидел на корточках возле трупа. — Что у тебя?

Винс отвернулся, но, как бы ни старался скрывать свои эмоции, я знал, что его лицо наверняка раскраснелось еще больше.

— Я говорил с Мэнни, — сказал он.

— Замечательно. Я смотрю, ты остался цел и невредим, — заметил я.

— Он, э-э, — протянул Винс, — он хочет внести некоторые изменения. Хм. В меню. В твое. На свадьбу.