Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это по-любому, но только не завтра. Тут как бы сейшен родственный намечается…
— Ну, ясно. Обещанного, как известно, три года жмут, — ворчит Геныч.
Синеглазка подходит тихо и трогает меня за плечо.
— Приглашай, — шепчет мне. — Это ведь твой друг? Обязательно приглашай! — она улыбается и кивает мне. У самой прижат к уху телефон, а динамик зажат ладошкой.
Моя любимая девочка!
***
Синеглазка весь вечер висит на телефоне, отвечая на бесчисленные звонки, а глядя на меня, виновато улыбается и пожимает плечами. Оказывается, она отключила телефон и забыла об этом, и мою девочку потеряли многочисленные родственники и подруга. Я бы тоже с ума сошёл, потеряв такую девочку. И поэтому не злюсь.
Завершив очередной разговор, она прыгает ко мне в постель и начинает целовать.
— Я соскучилась, — трётся щекой об мой живот, — ну, рассказывай дальше, почему твоя мама живёт в Алуште, а ты здесь?
Я подтягиваю Синеглазку выше, иначе разговора снова не получится. Мы уже это проходили — давно так разговариваем…
— Мама любит море, оно её вдохновляет на творчество. Там она пишет свои сказки.
— Серьёзно? — в синих глазах восторг. — Она писательница? Ой, как круто! Она пишет для малышей?
— Не совсем, — смеюсь я, — она пишет фэнтези для очень взрослых малышей.
И когда я называю мамулин псевдоним, глаза у моей малышки похожи на два синих блюдца.
— Не может быть! Я же её обожаю! Я все её книги перечитала! Максимка, а-а-а! — визжит Синеглазка. — Максимка, я попала в сказку!
Глядя, как разошлись полы её халатика, я тоже понимаю, что попал в сказку и моё волшебное перо уже готово…
Очередной входящий звонок беспощадно развеял всё вдохновение… у нас — с моим пером. А Синеглазкин энтузиазм меня даже озадачил. Она с такой прытью подорвалась к телефону… Похоже, это какой-то важный звонарь.
— Ты что, Андрюш, я ещё не спала… Прости, что не перезвонила… Да — всё отлично!… Да правда хорошо… И я очень соскучилась…
Вот тут я уже напрягся. Понимаю, что ревновать рано и, наверняка, не к кому, но это сильнее меня. Какой-то, мать его, Андрюша! Кто это?! Откуда взялся этот хрен? Я уж думал — все позвонили… Тимон отзвонился, Антоний аж два раза звонил. Родители Синеглазкины тоже звонили, и бабушка беспокоилась. Санёк этот вообще задолбал — всё рвался в гости, чтоб пожрать. Дурдом! Надо малышку к себе забирать, и гостей у неё точно поубавится.
А, кстати, она ведь ещё с Толиком каким-то базарила, а я из-за Геныча забыл спросить кто это. Теперь про обоих выясню — и про Андрюшу заодно. А то, может, у неё ещё один брат имеется? Мне за всё время позвонили только мама и Геныч. Да, в принципе, больше и некому. Надеюсь, теперь ещё и Синеглазка будет обо мне беспокоиться и часто звонить.
— Спасибо… И я тебя целую много-много раз, — щебечет в трубку моя девочка, а я чувствую, что с Андрюшей мы не поладим.
— Твой очередной брат? — поливаю свой вопрос тонной сарказма, когда вижу, что телефонные переговоры завершены.
— Да, — коротко отвечает Синеглазка и отчего-то смущённо улыбается.
— Что — да? — я начинаю нервничать.
— Андрей — мой второй брат. Он живёт и работает в Канаде.
— Второй? А Тимон тогда какой?
— Артём — третий, он после Андрюшки. А Антон — самый старший.
— А Толик какой по счёту? — вспоминаю неопознанного абонента.
— А Толик — четвёртый, — Синеглазка улыбается ещё шире, а я понимаю, что чего-то не понимаю.
— Четвёртый кто? — спрашиваю устало.
Кто-то из нас всех — ничего не ведающий дурак и, подозреваю, что это не Толик.
— Толик — мой четвёртый брат. Прости, я просто не успела тебе всё рассказать. — Синеглазка продолжает улыбаться, но уже виновато.
— Согласен, малыш, времени у нас было немного, — я стараюсь говорить спокойно и даже ласково, хотя наличие пяти братьев не вдохновляет совершенно. — Надеюсь, теперь ты мне всё расскажешь? Толик — родной брат?
— Да — он после Тёмки, и тоже живёт в Москве и работает вместе с Артёмом.
— Супер, Синеглазка! — у меня вырывается нервный смешок. — А больше у тебя нет братишек?
— Есть, — произносит она почти шёпотом, — тебе это не нравится?
Я боюсь, что она расплачется, и поэтому моментально выдаю:
— Да чем мне это может помешать, пофиг — хоть ещё трое. Ты только не волнуйся.
— Нет, ещё троих у меня нет. Алёша с Альбертом сейчас в армии служат, и ты с ними ещё не скоро познакомишься. Они очень хорошие — правда! Вы подружитесь.
Я в этом сильно сомневаюсь, но улыбаюсь во все тридцать два зуба. Да — у меня их столько. Ё-о… Ещё есть Алёша… и ещё…как там его? Тоже на «а»…
— Они у вас все на «а», что ли, кроме Толяна? — единственное, что сейчас приходит мне в голову.
— Толик тоже на «а» — он Анатолий, — смущённо поясняет Синеглазка.
Точняк! Во, я придурок!
Смотрю на свою девочку, и хочется лбом долбануться побольнее из-за её несчастного вида.
— Малышка, так ты что — самая малышка? — я улыбаюсь изо всех сил.
— Да, я младшая — восьмая.
— Восьмая? — тупо повторяю я, а в голове вертятся бесконечные восьмёрки.
Сколько их было в моей жизни — восьмёрок, которым по предсказанию чокнутой ведуньи полагалось меня осчастливить?! Я так усердно от них избавлялся… Ан нет — вот оно, моё счастье — моя восьмая Марта. Вау!
— Так ты что — восьмая Марта? — повторяю я вслух своё запоздалое открытие.
— Ага, — моя малышка по-прежнему стоит далеко от меня и, наверное, не представляет, что ждать от этого тугодумающего придурка, то есть меня.
— Ну-ка, бегом ко мне, счастье моё, — протягиваю к ней руки, и она с радостным писком бросается в мои объятия.
Я прижимаю своё сокровище к себе и тихо говорю в маленькое нежное ушко:
— Я очень рад, что у тебя столько защитников и уверен, что мне никогда не удастся тебя обидеть. Да у меня просто нет столько зубов, чтобы каждый из твоих брательников смог от души мне втащить. Малышка, ты очень счастливая — с такой-то армией. И если у тебя есть ещё какой-то брат, то говори сразу, сейчас я готов на всё.
— У меня нет больше братьев, — Синеглазка обвивает руками меня за шею, — просто я тебе ещё забыла сказать…
Эта пауза мне совсем не нравится.
— Есть сёстры? Да говори, не бойся, любить я тебя меньше уже не стану…
— А ты что, меня любишь? — в синих глазах столько надежды…
— Конечно, люблю, — говорю абсолютно серьёзно и целую в шею. — Очень люблю. Ну вот — я признался, малыш, а теперь ты.