Галерея состояла из четырёх комнат. Всё свободное пространство заставлено витринами, старинной мебелью, полками с фарфором, на стенах плотно, как обои, висели картины.

— Айвазовский, подлинный, — Георгий Васильчиков махнул пухленькой ручкой в сторону маленькой картинки, довольно невзрачной и бледной. — Двести тысяч.

— Не внушает.

— Зато вещь надёжная. Подтверждена тремя экспертизами.

— Хотелось бы что-нибудь для души, — мечтательно протянул Шведов.

Васильчиков провёл гостей по всем своим владениям, с какой-то восточной самоотверженностью расхваливая товар, а Шведов с видом пресыщенного аристократа отмахивался — мол, нам всякой дряни не надобно.

Наконец все было пройдено.

— Ничего не заинтересовало? — в голосе хозяина галереи сквозило разочарование.

— У меня любовн… То есть знакомая испытывает слабость к Поленову. Но всегда так получается, когда что-то нужно, то ничего нет.

— Большой Поленов нужен? — принял боевую стойку Васильчиков.

— Умеренный. И без пафоса. Но нет так нет.

— Почему же? — Васильчиков задумался, напряжённо прикидывая про себя что-то. Потом решился и выдал: — Есть один. Могу показать.

— Будьте любезны.

Васильчиков повёл гостей в свой просторный кабинет. Подставил стул, на него положил несколько книг и таким образом смог дотянуться до верха высокого резного шкафа. И вытянул оттуда завёрнутую в пузырчатый целлофан картину.

— Вот он. Поленов. Настоящий. С атрибуцией. — Васильчиков аккуратно освободил небольшой, сантиметров сорок на тридцать, этюд. Платов удовлетворённо отметил: тот самый! — Задаром отдаю. За семьдесят тысяч евро.

— А за сколько купили? — спросил Шведов.

— Ну, такие вопросы задавать не принято, — укоризненно произнёс Васильчиков.

— Любопытство простое, — объяснил Шведов. — Хочу выяснить, на сколько вы попали.

— Простите? — вопросительно посмотрел на него хозяин галереи.

Шведов продемонстрировал служебное удостоверение. А Платов тем временем выудил из папки под мышкой постановление о производстве обыска, протянул его Васильчикову.

— Думаю, мне надо пригласить адвоката, — произнёс галерист.

— А нам кого приглашать? Прокурора? Не обостряйте, Георгий Иванович. Картину мы заберём в любом случае. Лучше скажите, у кого её взяли.

— Да вы ж сами знаете. У Ирины Левицкой.

— А чего прятали? Хотели втихаря избавиться от всего, что связано с этой знаменитой фамилией?

— Да. Так и есть! Ох, какая же она… — хозяин галереи отвёл душу длинной нецензурной тирадой. — Долго это дело антикварному миру икаться будет…

* * *

Следующие две недели Платову стало не до Левицких. Оперативники из ФСО притащили целую разработку на группу автоподставщиков из Узбекистана. Чем они перешли дорогу Федеральной службе охраны? Скорее всего, насолили кому-то из охраняемых объектов. Материалов было великое множество — сводки ПТП, оперустановки, пространные аналитические справки. Просто загляденье. Теперь это предстояло реализовать. А тут угрозыску равных нет.

Реализовались с шумом и гонкой по московским улицам. Оперативники пятью машинами, как опытные егеря, гнали бандитский «БМВ» по всей Москве, пока не заставили лакированную дорогую чёрную машину поцеловаться со столбом. На месте повязали четверых негодяев — двух узбеков и двух русских. Ещё пять человек, из них двух представительниц прекрасного полаё почти неделю собирали по съёмным квартирам в Подмосковье.

Эти узбекские креативщики одевались в строгие костюмчики с галстуками, раздобыли «БМВ» и мигалку на магните, выдумали несуществующую организацию — службу по финансово-экономическому и таможенному надзору. И подставляли свою машину под самые крутые лимузины, которые только могли высмотреть в потоке. И разводили «клиентов», которые посмели разбить служебный транспорт такой уважаемой организации. «Да это вообще диверсия! Теперь конец вашей фирме, которая наверняка не платит налоги!»

Коммерсанты велись все. Одного облегчили за царапину на крыле, нанесённую чуть раньше ржавым гвоздём, аж на сотню тысяч долларов.

Между тем предварительное следствие по Левицким нарастающими темпами близилось к завершению. И, соответственно, рос накал страстей. Это ощущалось по девятому валу жалоб, ходатайств, заявлений, а также по обличительным статьям в СМИ, клеймящим полицейский произвол.

Гоняясь за подставщиками, Платов простудился и пролежал два дня дома. Когда спала температура, он заехал на работу к Шведову и узнал новости. Дело шло к концу.

На очных ставках с новыми свидетелями Левицкая вела себя безобразно. Обвиняла свидетелей в продажности, в сговоре со следствием, в провокациях, йогу заявила, что вообще его не знает, на что последовало резонное возражение — телефонный номер этого человека находится в памяти вашего телефона.

— Носов бьётся как лев, — сказал Шведов. — Но главный козырь против нас — это деньги Левицкой, которых у неё ещё как грязи. Пока она жидится. Но когда увидит, что дело уходит в суд, раскошелится. Дорогу она в прокуратуру протоптала.

— И что будем делать?

— Как всегда — писать во все инстанции, — беззаботно отмахнулся Шведов. — Дело приобрело такую огласку, что просто так его не прикрыть. Будет грандиозный скандал.

Наконец настал знаменательный день. Следователь торжественно объявил Левицким о завершении предварительного расследования.

В итоге им предъявили окончательное обвинение в совершении нескольких эпизодов мошенничеств на сумму миллион двести тысяч долларов США, а также уклонении от уплаты налогов и хищении предмета, имеющего особую культурную ценность, — этюда Поленова «Вид на Кремль». Художника Леонтия Гурского, занимавшегося по заказу Носорога перелицовкой картин, решили сделать железным свидетелем. То же самое сделали с экспертами, хотя они заслужили скамью подсудимых. Ну да ладно.

Каждое уголовное дело заканчивается ознакомлением с его материалами обвиняемых и потерпевших. Тем самым соблюдается право на защиту. По многоэпизодным делам, особенно по мошенничествам с десятками тысяч потерпевших, — по тем же финансовым пирамидам, материалы дела могут достигать тысячи томов. Слава богу, в деле Левицких их всего двадцать. Можно было рассчитывать, что в обозримом будущем эта процедура завершится.

Вся беготня по Левицким закончилась, да ещё на работе тоже временно образовался вакуум — ни задержаний, ни реализаций, ни какой-либо малость значимой информации. Платов огляделся и понял, что делать пока больше нечего. Вокруг образовалась гулкая пустота. Кураж схлынул.

В среду утром позвонил кадровик и объявил, что у Платова по графику отпуск.

Через три дня Платов получил отпускное удостоверение. Накрыл коллегам в кабинете стол. И отправился отдыхать, с трудом представляя, что это такое…