На этом воспоминания и размышления господина Сенина временно прервались. «Паджеро» въехал на территорию оптовой базы АО «Белая куропатка».

Джип остановился перед офисом заведующего базой, и Сенсей в сопровождении Бармалея и охранников вышел из машины. Только после этого господин Сенин почувствовал некую смутную тревогу, скорее инстинктом, чем разумом ощутив, что в «Куропатке» происходит нечто необычное.

Впрочем, в неведении Сенсей пребывал всего несколько секунд. Одновременно, справа и слева, взревели моторы. Два «КамАЗа» вынеслись на площадку перед офисом, отрезая «Паджеро» путь к воротам. Из кузовов с ревом: «Стоять! Не двигаться!» — выскочило человек двадцать в камуфляже, масках и бронежилетах, с автоматами на изготовку. Одновременно из дверей офиса прямо-таки выпрыгнуло еще с десяток верзил подобного же вида, которые вихрем налетели на Сенсея и его спутников. Прежде чем господин Сенин успел что-либо сообразить, его сшибли с ног на мокрый асфальт, придавили руки к спине и упаковали в браслетки. На спину, притиснув наручники к позвоночнику, уселось килограмм сто живого веса — без учета бронежилета и прочего снаряжения, а к затылку прижался пистолетный ствол.

— Лежать! Не двигаться! Головой не вертеть! — рявкали сзади.

Сказать, что у Сенсея не было четкого представления о том, какие события происходят на базе, значит ничего не сказать. К тому же товарищи, которые его укладывали мордой в асфальт, предварительно крепко дали господину Сенину под дых, так что он еще пару минут думал только о том, чтоб восстановить нормальное дыхание. Что творилось в течение этих минут на площадке, он попросту не замечал, потому что ствол, вдавленный в затылок, заставлял Сенсея смотреть только вниз.

Слух доносил до ушей Алексея только неразборчивую ругань и пыхтение. Бармалей, как видно, неудачно рыпнулся и теперь охал оттого, что его пинали по ребрам. Сенсей догадывался, что выступать не стоит, ибо не считал полезным для здоровья даже простой удар пистолетом по балде, а уж пулю сквозь мозги — и подавно.

Надписей на спинах камуфляжников Сенин прочитать не успел. Парни таких габаритов и ухваток есть и в СОБРе, и в ОМОНе, и в налоговой полиции, и в ФСБ. Примерно такие же мужички были и в самой «Куропатке», но… против лома нет приема.

Судя по всему, тех, кто лежал поблизости, камуфляжники поднимали на ноги, капитально шмонали, а затем, загнув морду книзу, куда-то уводили. Эта возня продолжалась и после того, как Сенсей отошел от удара под дых, а потому уже мог наскоро обмозговать ситуацию.

Неужели и его ждет судьба Фили Рыжего? Но трудно поверить, что кто-то протоптал свою дорожку к Иванцовым и Теплову. В обход Сенсея и «Куропатки» это никому не удалось бы, а в области нет контор, которые могли бы всерьез задуматься о конкуренции с «куропаточниками». Печальный опыт слишком возбухшей «Лавровки» вряд ли успел забыться. А вот насчет своих, «внутрикуропаточных» конкурентов стоит задуматься. И в первую очередь — насчет Феди. На вокзал встречать шефа не приехал, а здесь откуда-то засада взялась. Ведь такая кодла вряд ли могла тихо просочиться! Конечно, воевать с правоохранителями и устраивать из оптовой базы Брестскую крепость никто не стал бы. Но неужели никто не допер, что можно звякнуть по «сотке» и упредить Сенсея?!

Как раз в тот момент, когда Сенин подумал об этом, его подняли на ноги и стали выворачивать карманы. Пистолет зарегистрированный, пейджер, сотовый, бумажник с записной книжкой и калькулятором — все вынули. Потом загнули локти и повели, но не в «воронок» какой-нибудь, а в родной офис. Это Сенсея сильно озадачило.

В кабинете за столом, который до нынешнего дня Сенсей считал своим, восседал лично Павел Трудомирович Луговой. А господина Сенина с нераскованными руками усадили на стул для посетителей.

— Здравствуйте, Алексей Петрович! — вежливо и корректно произнес Луговой. — Извините, что приходится разговаривать с вами в такой обстановке, но увы, поскольку вы, очевидно, в прошлый раз меня неправильно поняли, ничего более комфортного предложить не могу. Надеюсь, что теперь у вас нет настроения делать глупости?

— Нет, — подтвердил Сенсей.

— Побудьте за дверью, — Луговой обратился к верзилам, стоявшим по бокам от Сенсея, и те безмолвно удалились. — Значит, Алеша-сан, — закурив сигарету, начал Луговой, — ты подумал, будто я тебе разрешил торговать государственными секретами на вверенной мне территории? Лицензию за моей подписью случайно предъявить не можешь?

— Пал Трудомирыч, — поморщился Сенсей, — вы извините, конечно, но я лично ни хрена не понимаю. Я всего час как с поезда, из Москвы приехал. Даже домой не заезжал, между прочим, хотя мог бы, наверно. Потому что ребята, которые меня встречали, сообщили мне весьма тревожную весть. Четыре наших сотрудника трагически погибли вчера вечером! Троих застрелили, один на машине разбился. Какой уж тут отдых, верно?! Я мчусь на работу, въезжаю во двор, а тут, извините, ваши люди. Вот видите, во что они мой плащ превратили? Восемь тысяч стоил, между прочим! А теперь что? Рукав оторван, да еще и в луже изваляли. Изъяли личные вещи, деньги и так далее. Между прочим, даже без предъявления каких-либо удостоверений, санкций и прочего. Вы мне поясните, пожалуйста, без обиняков: у нас какой нынче год? 2001-й или 1937-й? Может, вы через часок чрезвычайную тройку ОСО соберете, а через два — в распыл пустите?!

— Леша, — Луговой посмотрел на Сенсея очень неприятным взглядом. — Не фиглярничай, пожалуйста. Небось догадываешься, что неприятностей у тебя может быть гораздо больше, чем от чрезвычайной тройки Особого совещания. Если одна шибко заинтересованная контора до тебя доберется, ты будешь мечтать о том, когда тебя наконец пристрелят. Мечтать как о чем-то несбыточно сладком! А я, как известно, человек казенный, мне никакой романтики не надо, опять же я не из НКВД, а из ФСБ — почувствуй разницу! Но даже по нынешним, демократическим законам судить тебя и сажать никто не собирается. В этом случае я бы с тобой не здесь разговаривал тет-а-тет, а в управлении. Да и то не сам лично, а какому-нибудь сотруднику эту беседу поручил. Так что у нас сейчас тут не допрос, а мирная дружеская беседа…

— Зачем же тогда мутузить, наручники надевать и в луже валять? — проворчал Сенсей. — Пригласили бы в «Филумену» или в «Русский вепрь», посидели бы, поговорили культурно.

— Мы уже там беседовали культурно, — нахмурился чекист. — Но ты меня, как я уже отмечал, неправильно понял. И чтоб привить тебе кое-какое уважение к госвласти, пришлось немного воспитательной работой заняться. А то вы, юноши, за последние десять лет малость подраспустились.

— Ничего, вы за последний год заметно взбодрились, — процедил Сенсей. — Все уже чуют, какая нынче вертикаль власти образовалась…

— Это твое личное мнение. И вообще, я на политические темы беседовать не настроен. Мне надо четко знать всю историю твоего сотрудничества с господином Микутавичусом. И, естественно, все условия этого сотрудничества. Повторяю, чтоб ты меня правильно понял: если начнешь кривляться, отнекиваться и несознанку разыгрывать, то говорить с тобой будут другие люди и в другом месте. Если расскажешь все, о чем я буду спрашивать, то мои ребята покинут твое заведение. И даже никого из братков не прихватим. Можем даже извиниться за беспокойство, если, конечно, ты не вздумаешь подать иск о защите чести и достоинства.