Таким образом, неопределенность положения осталась. Только используя исключительный такт и огромные взятки, Алексей был способен убедить крестоносцев дать клятву. Нормандец Боэмунд Тарентский был единственным, кто дал ее без вопросов. После нескольких лет военных действий против империи он не недооценивал ее военную мощь и ресурсы и понимал, что без сотрудничества с византийцами добиться чего-либо невозможно. Поскольку Боэмунд также надеялся получить руководство экспедицией, он не желал вызывать недовольство императора. Алексей, по всей вероятности на радостях, что его самый внушительный и лучше всего экипированный союзник оказался столь сговорчивым, пообещал снова наладить снабжение, компенсировать все материальные затраты и послать вместе с крестоносцами отряд войск империи, но в то же время он оставил неясным вопрос о том, кто будет осуществлять командование.

Самым важным из французских крестоносцев и первым дворянином высокого ранга, решившим стать крестоносцем, был Раймунд (Раймонд) IV, граф Тулузский. Именно с ним папа Урбан впервые обсудил идею экспедиции, и, поскольку графа Тулузского сопровождал папский легат Адемар, епископ Ле-Пюи, Раймунд надеялся получить командование всей армией. Поскольку это командование могло быть даровано только папой, он очень не хотел себя компрометировать, давая клятву императору. Его поведение также диктовалось ревностью по отношению к Боэмунду, который был явным претендентом на пост командующего. Только с большими трудностями Раймунда удалось убедить дать несколько измененную клятву о непринесении ущерба; это означало, что он не сделает ничего, что бы могло нанести ущерб правам императора или нанести вред его персоне.

Все эти предварительные переговоры между крестоносцами и императором не вели к взаимному доверию. Мнение византийцев о «франках», как о склонных к грабежу варварах, получило подтверждение в поведении новоприбывших – они не подчинялись дисциплине и совершали рейды на окрестности. Их действия во время Страстной недели вызвали особое к ним неприятие.

Хотя крестоносцы были ошеломлены великолепием Константинополя, они отнеслись к нему враждебно, частично из-за того, что это великолепие подчеркивало их собственный жалкий вид, отсутствие у них блеска и культуры, а частично из-за того, что они презирали роскошь как проявление изнеженности. Такой двойной взгляд проявлял себя и раньше; к примеру, его можно видеть в докладах Лиутпранда, епископа Кремоны, о двух его посещениях Константинополя. В 949 году, когда его приняли недружелюбно, Лиутпранд написал о грязи и нищете в огромном городе, о его неудобствах, о презрении к слабым, недобросовестности в делах и алчности римлян. (Византийцы называли себя ромеями, то есть римлянами, будучи наследниками Римской империи. – Пер.) «Франки» (то есть западноевропейские крестоносцы) чувствовали себя униженными тем, что им пришлось давать клятву, а также неудачами в стычках с императорскими войсками. Писатели более позднего времени, описывавшие Крестовые походы, такие как Вильгельм Тирский, считали, что «франки» чувствовали себя обманутыми, думая, что у них отняли роль защитников христианства и мстителей за поражение при Манцикерте. Когда началась военная кампания, между союзниками начали расти противоречия. Дисциплинированные византийцы стремились достичь стратегических интересов не столько в сражениях, сколько путем дипломатии и даже подкупа. Недисциплинированные «франки», с презрением относящиеся ко всякого рода закулисным операциям (считая это чем-то близким к трусости и предательству), были готовы с радостью забыть свою клятву императору.

Количество воинов, принимавших участие в Первом крестовом походе, дается разными летописцами по-разному, от 100 тысяч человек у Раймона Акуилерского (примерно столько воинов действительно переправилось в Малую Азию. – Ред.) до 600 тысяч у Фульхерия Шартрского. Оба этих летописца сами принимали участие в кампании. Письмо, написанное папе после взятия Иерусалима, сообщая о состоянии армии, говорит о 5 тысячах конных воинов и 15 тысячах пехотинцев (действительно, столько осталось к концу похода от огромного войска, высадившегося в Малой Азии. – Ред.). Количество участвовавших в отдельных сражениях могло быть много меньше; в победе крестоносцев в сражении под Антиохией все силы, как утверждается, из-за нехватки лошадей состояли только из 700 кавалеристов.

Крестоносцы хотели двинуться маршем прямо на Иерусалим, но это можно было сделать только после того, как дорога по Малой Азии будет очищена от турок. Поскольку это было именно то, чего желал император, обе стороны смогли договориться. По крайней мере, в начале кампании крестоносцы были склонны прислушиваться к советам греков, и Анна Комнин много раз пишет, что император, ее отец, предостерегал крестоносцев относительно методов военных действий турок и давал им советы относительно наилучшей тактики.

Первой целью крестоносцев была Никея, столица султаната турок-сельджуков, лежащая на византийской военной дороге через Малую Азию. Затем, пройдя Малую Азию, необходимо было взять Антиохию, перед тем как двигаться в Палестину. До того как на выручку осажденного крестоносцами города прибыли войска султана, Никея была окружена со всех сторон большей частью армии крестоносцев – при помощи византийских военных инженеров под командой Мануила Бутимитеса. Когда к городу подошли войска султана, их рассеяли отряды графа Тулузского и воинственного епископа Ле-Пюи, который возглавлял атаку лично, с помощью только воинов герцога Нормандского Роберта (он же граф Фландрский), поскольку остальная часть армии должна была перекрывать выходы из города во избежание неприятельских вылазок. Величественные укрепления города (построенные до турецкого завоевания византийцами) подверглись штурму – с отвагой и с использованием всех осадных орудий, которые союзники смогли подвезти и соорудить на месте. Защитники города сражались с такой же отвагой и за ночь восстановили поврежденные укрепления башни, на которую был направлен основной удар штурмующих и осадных средств, а также ликвидировали все подкопы, которые смогли определить. Провизия все еще продолжала поступать в город через озеро, лежащее перед западной стеной города, и крестоносцы, таким образом, были вынуждены просить императора прислать корабли для установления полной блокады. Согласно Анне Комнин, Алексей I надеялся на обращение подобного рода, чтобы показать крестоносцам, что они от него зависят. Он послал не только корабли, но и несколько отрядов своей армии, которые анонимный автор Gesta Frankorum («Деяния франков». – Пер.) называет Turcopoles, «туркополи», что означает легкую кавалерию, возможно – конных лучников. Тем временем, чтобы не допустить разграбления города и ненависть к нему его будущих подданных, император приказал Бутимитесу тайно обсудить с гарнизоном условия сдачи. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно и готовится решительный штурм, гарнизон согласился сдаться, и утром, на которое был назначен штурм, крестоносцы увидели развевающийся над городом флаг империи. Лишившись славы, ожидаемой добычи и возможности выкупа, крестоносцы пришли в ярость, проклиная тайную дипломатию своего союзника, хотя их лидеры и могли быть информированы об этом плане заранее. Однако императору удалось утихомирить крестоносцев щедрыми подарками из золота и ювелирных изделий для их командиров, изысканной и обильной едой для простых воинов. И все же большая часть рыцарей была недовольна великодушным обращением с турецкими пленниками благородного происхождения.