— А этот пожилой господин, на которого вы работаете… Похоже, вы очень ему преданы, верно?

— Да.

— Вот и королева тоже очень трепетно относилась к своим приближенным, сплачивала людей. — Словно в доказательство своих слов, Лайонз направился к видеомагнитофону, перемотал пленку, вынул кассету, аккуратно завернул ее в тонкую бумагу и протянул мне. — Вот, держите. Хочу, чтоб у вас был этот фильм. Я тоже успел к вам привязаться.

Мое возвращение в «Фестиналенте» приветствовал кисловатый запах яблок на каминной полке и потрескивание пылавших в камине поленьев.

— Ну, как путешествие? — спросил я Джессона и занял свое обычное место в кресле лицом к камину.

— Оказалось довольно утомительным. А плавание на пароходе — так сущим адом, выворачивало буквально наизнанку. — Он похлопал себя по животу. Затем направился к столику, где стояла тарелка с салатом и вареной свеклой.

Я снова принялся расспрашивать его о поездке, но Джессон в свойственной ему манере отделывался шутками и отговорками и объяснял свое нежелание рассказывать тем, что не может одновременно есть и говорить. Так что беседа между нами протекала на его условиях. И говорил в основном я.

Он спокойно выслушал мой отчет о проделанной работе, обо всех достижениях и провалах, время от времени требуя пояснений и жуя овощи, выращенные (этого он мог и не говорить: я уже знал — где) в теплице на Лонг-Айленде. И вот когда он уже вкладывал салфетку в серебряное кольцо, я упомянул о своем визите в архив.

— Так вы все-таки туда пошли? После того как я велел вам отменить встречу? — Он раздраженно бросил кольцо с салфеткой на поднос.

— Да, пошел и ничуть не жалею об этом. Иначе бы так никогда и не узнал о вандализме. А не узнай я об этом самом вандализме, так никогда и не начал бы копать в другом направлении. Ведь именно эти поиски наконец дали нам ниточку.

— Умерьте пыл. И расскажите все спокойно и по порядку.

Ко времени, когда я закончил объяснять, как именно архивный файл привел меня к компьютеру и как затем компьютер вывел на Лайонза, раздражение Джессона улетучилось.

— Прошу прощения, что был так резок. Должен признать, вы в мое отсутствие времени зря не теряли.

— Да, раскачивать лодку нам с вами вовсе ни к чему.

— Как человек, проведший большую часть недели в путешествии через Атлантику, вынужден признать вашу правоту.

— Короче, мне удалось выйти на группу людей — поклонников Марии Антуанетты. Они обещали помочь.

— А вы уверены, что этот ваш Лайонз вне подозрений?

— Обвинение с него снято вполне официально. Кроме того, между этими двумя поступками существует колоссальная разница. Одно дело, когда человек перегибается через заградительный канат, чтобы приложить подушку к щеке, и совсем другое, когда грабитель вламывается в музей и похищает ценный экспонат. Нет, если он и может помочь, так только через своих знакомых.

— Святая истина, — заметил Джессон.

— Говоря «святая истина», вы хотите тем самым намекнуть, что вам во время поездки удалось раскопать что-то интересное?

— Решайте сами.

И с этими словами Джессон нажал на кнопку в ручке кресла, достал из потайного отверстия магнитофонную пленку и бросил мне.

Я вставил пленку в кассетник и надавил на кнопку.

Мой дорогой Александр, уверен, вы знаете, как мне ненавистны все подобные устройства. То, с какой неумолимостью регистрируют эти дьявольские машины ошибки и оговорки в речи, навевает неприятные воспоминания о моей матери и вечно пустующей вазочке со сладостями. Так что прошу простить мне грамматические погрешности. Заранее извиняюсь также за риторическую неуклюжесть. Эти машины, они чертовски меня смущают.

Послышался какой-то грохот, затем шум воды, чье-то тяжелое дыхание, шаги.

Простите за то, что прервался. Просто перелилась ванна. Одну минуту, сейчас отдам распоряжения и продолжу.

Ну вот, поехали дальше. Теперь могу начать свою хронику хроноклептомании. Сколь ни прискорбно это говорить, но путешествие оказалось ничем не примечательным. Пароход, поезд, паром, поезд, поезд, поезд, шлюп, такси. Последнее должно было встретить меня у таможни в Тель-Авиве. Я сознательно обращаю ваше внимание на эту деталь, потому что нанятый моим турагентом водитель так и не изволил появиться. И я бы мог до сих пор торчать в доках, если бы судьба не послала мне спасение в лице человека по имени Ури, который сам предложил отвезти меня в Иерусалим.

«Целая история была, во всех газетах писали», — счастливо поделился со мной этой конфиденциальной информацией Ури. Сам он был полностью убежден, что кража — дело рук арабских террористов. Ко времени, когда мы подъехали к отелю, он заметно расширил круг инкриминируемых им деяний и начал приписывать палестинцам все преступления и беды, в том числе нехватку воды в пустыне Негев, все случаи насилия на западном берегу реки Иордан и плохой урожай апельсинов. А когда я спросил, есть ли у него доказательства вины арабов, Ури возмущенно воскликнул: «Какие еще доказательства? Да кому они нужны?»

Уже оказавшись в номере отеля «Царь Давид», где, должен отметить, мало что изменилось за последние годы, я сделал несколько телефонных звонков, хотя вам, разумеется, известно, насколько мне претит подобного рода занятие. К счастью, везде при этом я наталкивался на вполне сносный английский.

Первым пунктом в моем списке значился Институт Мейера. Я попросил к телефону мистера Ташиджиана, хранителя, о котором столь язвительно отзывались в найденной вами статье. Увы, мне сказали, что он уволился. Правда, позже выяснилось — то была не вся правда, но об этом потом. Тогда я попросил директора, но едва успел произнести два слова, «Мария Антуанетта», как секретарша сообщила, что сегодня его на месте нет и вряд ли будет. А затем, без всякой иронии в голосе, заявила, что директор слишком занят, времени у него для меня нет.

Тогда я позвонил в полицию и поговорил с помощником комиссара, который замещал этого самого комиссара, пока тот выезжал на место преступления. Помощник, в частности, сообщил, что предшественник комиссара теперь работает адвокатом и у него частная практика. Тогда я позвонил бывшему комиссару, превратившемуся в адвоката, и, к моему удивлению, тот самолично снял трубку. После недолгих уговоров он согласился встретиться со мной. На следующее утро Ури — стоит ли пояснять, что я нанял его на все время пребывания в городе? — отвез меня в офис Ари Киммельмана, адвоката.

Я представлял его совсем другим. Ни один из известных мне адвокатов не носил рубашки с расстегнутым воротом, открывавшим довольно волосатую грудь. А когда я спросил его о краже, Киммельман сказал: «Худшее из ограблений, которое мне доводилось расследовать. Слишком много слухов, а конкретной информации почти никакой». И не успел я склонить его к сотрудничеству, как на столе у него зазвонил этот чертов телефон, и адвокат стал, насколько я понял по его выразительным жестам, обсуждать с клиентом детали развода. И конца этой болтовне на иврите просто не было. И тогда, чтобы не тратить времени попусту, я сделал то, что вы бы сделали на моем месте, Александр. Начал осматриваться и производить инвентаризацию обстановки.