Очевидно, нет надобности разъяснять, что можно было набрать целый каталог таких «общеобязательных» мероприятий, которые не в последнюю очередь нацеливались на значительное увеличение числа агентуры в зоне проведения операций. В дополнение к программе «Юно» появились еще несколько таких документов, как, в частности, поступившая к концу 1952 года «ориентировка 2400», направленная на усиление контршпионажа. Имелись и другие бумаги, содержавшие специальные задания.

Эксперты ОГ по психологической войне получили указание относительно более тесного взаимодействия с сотрудниками, непосредственно занимающимися шпионской и подрывной деятельностью, а также с так называемыми европейскими резидентами американских радиостанций РИАС, «Голос Америки», «Свободная Европа» и «Свобода». Последней радиостанции[19], согласно указаниям, следовало начать передачи весной 1953 года. Механизм пропаганды был заведен до предела. РИАС, например, уже в начале пятидесятых годов в своих передачах прибегала к «успокоительным» формулировкам такого рода: «Те, кто нас слушает, знают, что мы не занимаемся распространением лжи, слухов или клеветы». Или: «У нас, правда, нет точной информации, но можно быть уверенным, что…»

Если учесть, что начало новой (мировой) войны пророчилось на конец пятидесятых годов, а в программе «Юно» говорилось о «стадиях будущей войны», то даже непосвященному читателю этого документа бросились бы в глаза сплошь и рядом указания на срок подготовки в течение одного года. Что касается штатных сотрудников ОГ, то каждый из них мог бы и без устных разъяснений увидеть содержащиеся в тексте «ориентировки 6600» намерения, хотя для их полного понимания требовалось ежедневное общение с условным языком секретной службы.

Заблаговременно полученные сведения о программе «Юно» дали возможность действенным образом разоблачить эту политику правительств ФРГ и США, помогли Советскому Союзу и Германской Демократической Республике быстро прореагировать на провокации в 1953 году, организованные в наиболее чувствительной точке соприкосновения между Востоком и Западом, и сорвать планы организации путча в ГДР.

Исход попытки контрреволюционного путча в ГДР 17 июня 1953 года известен. Его главным инициаторам — ЦРУ и ОГ — он принес не только сокрушительное поражение в течение нескольких часов, но и последовавший за ним разгром их агентурных сетей к востоку от Эльбы. Однако, несмотря на это, Центр в Пуллахе продолжал готовить операции по типу программы «Юно».

После поражения в 1953 году в организации и генеральных представительствах как никогда открыто стали проявлять себя реваншистские и националистические силы. Они не понимали, почему американцы не пошли ва-банк. На них обижались за то, что они не перешли демаркационную линию, в результате чего организация потеряла многих агентов.

Не смирившись с неудачей, организация провела в 1953–1954 годах большую работу по политической дифференциации как в собственных рядах, так и в своих филиалах. «Умеренные» и заигрывающие с социал-демократами сотрудники в шпионских ведомствах ФРГ были оттеснены на задний план, а на авансцену выступили наиболее воинствующие силы. Вражда между ведомством по охране конституции и организацией также переросла в открытую конфронтацию. Генерал Гелен считал, что ведомство по охране конституции было нашпиговано национальными предателями, так называемыми сопротивленцами 20 июля 1944 года, которых он, несмотря на свои восхваления в их адрес, глубоко презирал. Вражда между генералом Геленом и первым президентом ведомства по охране конституции Отто Йоном с середины пятидесятых годов перестала быть тайной (по крайней мере, для сотрудников ведомства).

Недоверие генерала Гелена переросло в глубокую ненависть, которая еще более усилилась, когда он понял, что Отто Йон действительно верил в мирный путь и демократическое развитие буржуазной Германии и к тому же еще пытался организовать подчиненную ему службу в духе верности конституции. Как выявилось потом, Отто Йону не хватило сил, чтобы пробиться через оппозицию реакционно-консервативной клики из секретной службы. Позже я еще расскажу о связанной с этим личной трагедии Отто Йона. В его судьбе проявилось то, что между двумя антиподами — ФРГ и ГДР — не было идеологически нейтрального промежуточного пространства, на основе которого можно было бы содействовать решению германских дел.

Последовавшая после событий 1953 года поляризация сил содействовала созреванию моего решения ускорить проникновение в Центр службы Гелена. При этом, однако, важно было не допускать спешки и использовать только имевшиеся у меня в ГП возможности. К этим возможностям относилось обещание Райля, данное им при переезде в Пуллах, потянуть меня за собой в Центр, а также личный конфликт между руководителем генерального представительства Лейдлем и Гансом Фризеном, то есть мной.

Я постарался раздуть этот конфликт, постоянно жалуясь в Центр на грубые и грязные интриги Лейдля. Я мог это сделать еще и потому, что приютившее меня подразделение «контршпионаж» являлось официально признанным, и мне не грозило увольнение. Тем не менее при такой игре сил в ОГ существовал определенный риск, который я не всегда мог обсудить с советскими офицерами. Кстати, они были настроены не слишком оптимистически в отношении возможности моего проникновения в Центр. И все же это состоялось. 21 августа 1953 года руководитель фирмы Лейдль письменно сообщил мне (я в то время болел), что в октябре 1953 года меня переводят в Центр. Как истинный лицемер, он писал: «Только уверенность в том, что вы в Центре возглавите реферат, который тесно связан с нами и, к сожалению, недоукомплектован, заставила меня выполнить желание руководителя „30“[20] о вашем переводе».

Завершив все свои текущие дела, я 1 октября 1953 года выехал в Центр, чтобы приступить к выполнению обязанностей в подразделении по контршпионажу. Организация к этому времени уже размещалась в поместье Рудольфа Гесса в Пуллахе.

Когда я рано утром вышел из вагона на главном вокзале Мюнхена, там меня уже ожидал мой новый шеф с машиной. По дороге в Пуллах я размышлял о своем будущем, о том, что мне необходимо сделать, чтобы справиться с задачей. Через главные ворота, предъявив американские документы, мы въехали на территорию, где за полуторакилометровой серой стеной и проволокой находились более двадцати двухэтажных домов, бараков и бункеров.

Итак, я поступил в распоряжение подразделения по контршпионажу, кодовое обозначение «40», которое располагалось в одном из бараков. Со всей штаб-квартирой я не стал сразу знакомиться, поскольку было нецелесообразно в первые же дни проявлять излишнее любопытство. Окружение и персонал в Центре произвели на меня впечатление спокойствия, деловитости и ухоженности. Резиденция приятно отличалась от заднего двора генерального представительства в Карлсруэ.

Мой новый шеф, барон фон Роткирх унд Пантен, возглавлявший в организации подразделение по контршпионажу, был отпрыском обедневшего, но древнего, возвысившегося еще при Фридрихе Великом силезского дворянского рода. Он вполне соответствовал вкусам Гелена, судившего о людях по их родословной и положению, предпочитавшего силезцев и офицеров генерального штаба.