Выбор учителя был сделан по рекомендации родственников Елизаветы Алексеевны – Мещериновых. А. З. Зиновьев, будущий профессор «российского красноречия и словесности, древних языков», на пороге защиты своей магистерской диссертации «О начале, ходе и успехах критической российской истории», пока был всего лишь преподавателем русского и латинского языков и надзирателем в Благородном пансионе. Так выглядела внешняя сторона. Но Мещериновы, у которых постоянно станет бывать Лермонтов (Большой Сергиевский переулок, вблизи Трубной площади, дом неизвестен), завзятые меломаны, театралы и любители литературы. Их симпатии к А. З. Зиновьеву определялись связью молодого педагога с только что возникшим журналом «Московский вестник», блиставшим созвездием имен ученых и поэтов. Главным редактором журнала выступает М. П. Погодин, его душой и автором достаточно необычной программы – поэт Д. В. Веневитинов. Это ему удастся привлечь к сотрудничеству А. С. Пушкина и тем решить рождение «Московского вестника». Более тридцати стихотворений поэта впервые появились на страницах журнала, вместе с произведениями Е. А. Баратынского, Д. В. Давыдова, Н. М. Языкова, Федора Глинки.

Программа выражала симпатию к Гете и немецкому философу Шеллингу. Она имела в виду, «опираясь на твердые начала философии, представить России полную картину развития ума человеческого, картину, в которой она видела бы свое собственное предназначение». А. З. Зиновьев печатал здесь многочисленные статьи по вопросам филологии и истории. В дальнейшем он приобретет известность как переводчик «Беседы о старости» Марка Туллия Цицерона, «Потерянного рая» Мильтона и автор оригинальных трудов, вроде изданного посмертно – «Римские древности. Описание общественной и частной жизни древних римлян». Живость ума молодого учителя, разнообразие его увлечений и интересов как нельзя лучше отвечали пытливому характеру ученика. О Лермонтове тех дней оставит воспоминания современник, встречавшийся с ним в доме Мещериновых:

«Приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти с умными черными ресницами, делавшими их еще глубже, производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они бывали ужасны. Я никогда не в состоянии был бы написать портрет Лермонтова при виде неправильностей в очертании его лица, и, по моему мнению, один только К. П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды…»

При полученной подготовке поступление в московский университетский Благородный пансион не представляло ни малейшей трудности. В сентябре 1828 года Лермонтов зачисляется в четвертый, старший, класс при шестилетнем курсе обучения. О существовавшей между учителем и учеником взаимной симпатии говорят воспоминания А. З. Зиновьева: «Как теперь смотрю на милого моего питомца, отличившегося на пансионском акте, кажется, 1829 года. Среди блестящего собрания он прекрасно произнес стихи Жуковского „К морю“ и заслужил громкие рукоплескания. Тут же Лермонтов удачно исполнил на скрипке пьесу и вообще на этом экзамене обратил на себя внимание, получив первый приз в особенности за сочинение на русском языке».

«Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! у нее есть своя душа, своя жизнь». Пусть строки эти будут написаны несколькими годами позже юнкером лейб-гвардии гусарского полка. Всего несколькими годами! Но их истоки в уроках, приобретенных благодаря первому учителю, влюбленному к тому же в древний город.

Неизвестный художник.

М.Ю. Лермонтов в возрасте 6–8 лет.

1820–1822 гг.

Впрочем, весь подбор преподавателей Благородного пансиона (ул. Тверская, территория домовладения № 7) был на редкость удачным. Программа обучения отличалась исключительной разносторонностью и широтой, тем не менее совершенно очевидным оставался гуманитарный, более того – собственно литературный уклон. Преподаватель логики Д. Н. Дубенский выступит со временем издателем «Слова о полку Игореве» (1849). М. А. Максимович, преподававший естественные науки и с 1826 года заведовавший Ботаническим садом, при котором он и жил (Проспект Мира, 28), был выдающимся специалистом по фольклору и этнографии. В год приезда Лермонтова в Москву вышла его первая книга – «Малороссийские песни», давшая основание Пущину сказать: «Мы господина Максимовича давно считаем нашим литератором». Со временем интерес к малороссийской культуре сблизит его с Н. В. Гоголем.

Суровая логика профессора-законоведа Н. Н. Сандунова на первый взгляд была чужда литературе. Он превращает свои университетские занятия в практические разбирательства образцовых дел силами студентов, наглядно разъясняя существо и применение законов.

Вся его практика основывается на принципе разъяснения прав каждого человека. «Московский оракул», как называли его современники, открывает двери своего дома для каждого нуждавшегося в юридической помощи – род бесплатной и общедоступной юридической консультации, в которой ему деятельно помогали студенты. Он утверждает: «Излишняя красивость штиля не нужна нисколько; она относится к игре ума и воображения; дело требует только изъяснения от ума и соображения существа дела с законами выходящего». И тем не менее, брат известнейшего актера Силы Сандунова, он не может отказать себе в серьезных литературных опытах. Им переведены «Разбойники» Шиллера, написана драма «Отец семейства».

Что же говорить о прямых преподавателях словесности – А. Ф. Мерзлякове и С. Е. Раиче. Как писал сам Раич, «открыл я для воспитанников пансиона Общество любителей отечественной словесности; каждую неделю, по субботам, собирались они в одном из куполов, служившем мне комнатою и пансионною библиотекою. Здесь читались и обсуждались сочинения и переводы молодых словесников». Мерзляков славился своими увлекательными критическими разборами. Он мастерски читал прозу и стихи, и влияние его на юного Лермонтова могло быть тем большим, что он давал ему и домашние уроки. Лермонтов усиленно сотрудничает в рукописном ученическом журнале «Утренняя заря», где появляется его поэма «Индианка». Правда, сам автор безоговорочно осудил свой опыт и сжег поэму, но помимо нее помещал здесь свои стихи. Известно, что один из приятелей Лермонтова предлагает для чтения Раичу пьесу «Русская мелодия», выдавая себя за автора, хотя подлинным ее сочинителем был Лермонтов. Даже инспектор пансиона, университетский профессор физики М. Г. Павлов выступает в своих лекциях проповедником философии Шеллинга в области естествознания, и он же намеревается издать сборник сочинений учащихся. Доверительность отношений Лермонтова со своими педагогами так велика, что поэт многие годы хранит у себя книгу Д. М. Перевощикова «Ручная математическая Енциклопедия, 1826» как дорогую ему память. В свою очередь, М. Г. Павлов располагает ценимыми им рисунками Лермонтова, а поэт дарит тетрадку своих стихов любимому учителю рисования – А. С. Солонецкому. «Когда я начал марать стихи в 1828 году (в пансионе), – вспоминал впоследствии Лермонтов, – я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у меня». Это время появления поэм «Кавказский пленник» и «Корсар», стихотворений «Осень», «Заблуждения Купидона», «Жалобы турка», первой редакции поэмы «Демон».