– Прямо-таки не целовались? – настаивал папа. – Точно?

– Точно, – заверила я.

– Ага, – ответил папа, а затем раздраженно добавил: – Да что, черт возьми, с ним такое?

Вскоре после этого я подняла сонную Чарли, радуясь, что папа разрешил ей не ложиться спать и дождаться меня, чтобы я уложила ее в свою кровать. Почистив зубы, мы обе вернулись в мою комнату, и Чарли, которая, к счастью или к худшему, уже привыкла спать у меня, устроилась на своем обычном месте с Чекерсом.

Пока лежала рядом с ней и смотрела на паутину трещин в потолке, я снова задумалась о том, о чем меня спросил отец. Если бы сегодня вечером Лукасу представился шанс, он бы меня поцеловал? Может быть, стоило спросить, планирует ли он целоваться в эту пятницу?

При мысли о том, что он наклоняется и прижимается своими мягкими губами к моим, я ощутила приятное покалывание в груди. Но потом, неожиданно для самой себя, в голове всплыли воспоминания о другом юноше, который пытался меня поцеловать.

Эрик.

Увижу ли я его сегодня вечером? Что бы я ему сказала, если бы могла?

Придется рассказать ему обо мне и Лукасе. Наверное, как и Лукасу о нем.

Вдруг вокруг меня воцарилась безмолвная тишина, которую нарушало лишь ритмичное дыхание младшей сестры. Повернув голову набок, я взглянула на дверцу шкафа, которую теперь обязательно закрывала перед тем, как заснуть. Я хотела, чтобы все было именно так, и изо всех сил старалась не думать о фигуре, которую нарисовала Чарли.

Эрик. Две ночи назад он пытался мне что-то сказать, но не смог.

Хотя он также сказал, что ему не следовало «так нагло» снова нарушать мой сон, но мне хотелось верить, что он все равно вернется. Эрик уже признался в том, что я ему по-своему небезразлична. Но я не понимала, что он имеет в виду. Наверное, я и сама была к нему неравнодушна. По крайней мере, мне очень хотелось ему помочь.

Когда Эрик сказал, что найденная мною нотная тетрадь принадлежит ему, он подразумевал, что музыка также была написана вручную.

Я не привидение.

Слова Эрика вихрем пронеслись в моей голове, наводя на мысли, которые ужасно меня пугали. Тем не менее, он же не имел в виду, что Лукас говорил правду? Или все-таки?..

– Эрик, – пробормотала я себе под нос. Слышал ли он меня? – Нам нужно поговорить.

Я пристально наблюдала за дверцей шкафа в ожидании, что оттуда кто-нибудь выйдет. Однако ничего не произошло. Но я продолжала смотреть до тех пор, пока сон не обуздал меня и мои веки наконец не сомкнулись.

Она была дома уже несколько часов.

Сидя на плетеной кушетке в окружении мертвых роз моей сестры, в дверях я заметил фигуру в маске. Она была одета в черно-белый костюм средневековой знати, дополненный нарядной шляпой с перьями. На черно-белом лице, напоминавшем придворного шута, сияла зловещая ухмылка, а руками фигура тасовала белую как падающий снег колоду карт.

– Сказать, где она была? – спросила маска.

– Нет, – ответил я, сожалея о том, что в качестве тихой гавани выбрал зимний сад. Мои маски старались держаться подальше отсюда, однако там была только одна дверь, и эта черно-белая маска заперла ее на ключ.

– Не ври, – сказала она, быстро перекидывая карты из одной черной перчатки в другую. – Иначе бы меня здесь не было.

– Меня не интересуют твои игры, – ответил я. – Уходи прочь, Обман.

– Может, и уйду, – сказал он, встряхивая ладонями с тихим звоном скрытых колокольчиков, – спустя некоторое время.

Я не мог успокоиться, поэтому перебрался сюда, чтобы оградиться от дома и, что важнее, от самой Стефани, но маска открыла мне глаза на горькую правду. Я действительно хотел знать, где Стефани была в тот вечер. Но… не оттого ли, что я и так догадывался, с кем она провела время?

– Недавно я подслушал сквозь стены, как она беседовала с отцом, – сказал Обман. – Оказывается, она была на школьных танцах. – Он соорудил из игральных карт веер и грациозно взмахнул им. – Спорим, ты не знаешь, с кем.

Затем Обман достал одну карту из колоды и протянул мне ее рубашкой вверх.

– Мне все равно, – сказал я.

– Вообще-то, нет, – настаивал он и, перевернув карту, открыл валета червей. – Нам тоже не все равно. А ты просто боишься показаться неравнодушным.

– Просто я знаю, что мне это не дозволено, – резко произнес я, наконец разорвав замкнутый круг его слов, что было не так-то просто.

– То, что тебе нельзя, еще не означает, что это невозможно, – возразил Обман. – А вообще, почему это тебе должно быть все равно? – решил он меня подловить. – Потому что ты покойник? Или потому что ты ходячий мертвец? Или потому что твое лицо…

– Довольно, – поднялся я во весь рост. – Уходи, или я заставлю тебя.

– Заставь меня, и я вернусь.

К чему все эти бессмысленные душевные терзания? Неужели Обман не знал, что у него нет ни единого шанса победить Доблесть? Как ему вообще пришло в голову, что он сможет меня обыграть и заставить надеть другую маску?

– Что тебе нужно? – спросил я.

– Ты и так это знаешь, – низким голосом произнес Обман.

Он снова перетасовал карты и вытащил из колоды еще одну, также протянув ее мне рубашкой вверх.

– На этот раз тебе даже угадывать не нужно, не так ли?

Не дожидаясь ответа, он перевернул карту, на которой была изображена дама червей. Я совсем не был готов к тому, что она означала, поэтому резко отвернулся.

– Она увидит его снова, – сказал я и решил, что лучше за ней проследить, нежели действовать наугад.

– Скоро, – ответил Обман и шагнул навстречу ко мне, указывая на карту. – На самом деле, очень скоро.

– Это уже не имеет значения, – успокоился я, вспомнив о заготовленном плане.

– М-мда, план, – ответил Обман, словно прочитав мои мысли, и тут же начал отступать, спрятав карту в сомкнувшемся запястье. – Слушай. Насчет этого…

Прежде чем проснуться, я долго лежала с закрытыми глазами.

И до сих пор не понимала, что нарушило мой дивный сон.

Скорее всего, я озябла из-за холода, исходящего оттуда, где вчера спала Чарли. Спала. Но сейчас ее здесь уже не было.

Кровать с металлическим каркасом издала скрип, когда я села в постели.

Я сразу же посмотрела на пол, где рано утром Чарли что-то раскрашивала цветными карандашами. Ее мелки были разбросаны повсюду, но сама Чарли пропала.

– Чарли? – пробормотала я и, споткнувшись о свою кровать, столкнулась с дверцей шкафа, которая так и осталась закрытой со вчерашнего вечера. Я гневно ее открыла. Ничего. Только потрескавшаяся штукатурка и обволакивающая пустота.