Тихо вздохнув, я отошла подальше, чувствуя, как сердце заходится в бешенном ритме. Картина словно передавала мне ощущение боли, отчаянья и агрессии, которой исходилась эта сжигаемая заживо ведьма. На секунду даже отемнело в глазах и стало тяжело дышать, отчего я, потеряв воздух, согнулась пополам, не видя перед глазами ничего, кроме черных стен, покрытых плесенью и копотью, и не слыша ничего, кроме лязганья металла и собственного рыка.

Ведение, накрывшее с головой, пропало также быстро и неожиданно, как появилось. Я резко выдохнула и поднялась, словно вырвавшись из-под воды. Отскочив от картины в сторону, я принялась судорожно оглядываться по сторонам, понимая, что дело вовсе не в зацепившей сцене казни. Это был зов, посланный ведьмой.

Ведьмой, ауру которой я ощутила, как знакомую.

Что-то внутри меня кричало, что нужно идти на зов, и противиться этому было невозможно. Да и не хотела я. Потому, прислушавшись и не заприметив шума шагов возвращающихся магов, я поторопилась в сторону дверей, за которыми они скрылись, чувствуя, как меня тянет туда все с большой силой, заставляя ускоряться и практически бежать.

Когда-нибудь я перестану надевать на дело туфли с высоким каблуком и открытыми пальцами, а может даже и платья, но явно не в этот раз. К счастью, мне хватило ума надеть во дворец относительно приличное длинное шелковое алое, как и приветствующиеся здесь элементы в одежде, платье закрытого типа с одной лишь откровенной деталью, порадовавшей меня сейчас. Высокий разрез на подоле, доходивший почти до основания бедра, оказался крайне удобен для бега.

Зов тащил меня вперед, сквозь все новые и новые помещения. Казалось, я уже пробежала полдворца. Это подтверждало еще и то, что окружающая обстановка стала чуть менее помпезной, что могло значить лишь одно — я оказалась в рабочем корпусе дворца, где на каждом шаге могли попасть существа, способные поинтересоваться, чего это я делаю в императорских угодьях.

Но, не то благодаря магии призывающей меня ведьме, не то просто по воли счастливого случая, мне никто не попался даже тогда, когда я замерла перед белоснежной тяжелой дверью, поверх которой расположилась лепнина с чудовищем, раззявящим пасть, словно в немой угрозе. Недолго думая, я толкнула эту дверь, открывая себе путь в никуда.

Примерно так это и ощущалось. Вся моя интуиция кричала, что эта дверь ведет вовсе не в подвал, а в «карман», выкидывающий любого спустившегося далеко за пределы дворца. Возможно, даже в другой мир.

Оттуда, куда спускалась белоснежная витая мраморная лестница, шел могильный холод. Оттуда шел запах грязи, плесени и серы, какой встретить возможно лишь в одном месте. В аду. Курс лекций, посвященный Подземному Царству, длился крайне, я бы сказала, непозволительно долго, а потому Ад каждая ведьма знала так, словно лично там бывала. Мы, ведьмы, знаем, как ощущается тот мир: темным, наполненным болью и муками, жестоким. Этим, вместе с ледяным ветром, веяло из-за дверей.

И все же я сделала этот первый, осторожный шаг. Потому что ведьма звала, ведьма кричала и молила о помощи, и голос ее все чаще срывался на агрессию, не свойственную моим сестрам. Значило это лишь одно — была ведьма там давно, а потому находится на грани сумасшествия.

Я начала осторожный спуск вниз, глазами осматривая стены из черного камня, с каждой ступенькой все более покрытые плесенью, мхом и пропавшие сыростью. Где-то на этих стенах висели факелы с горящим на них зеленым, неправильным, некромантским огнем. Именно цвет огня меня и смутил, не позволив применить силу, чтобы призвать свой источник света.

Признаться, в момент, когда очередной поток ледяного воздуха захлопнул за моей спиной дверь, оставшуюся далеко позади, что-то во мне рухнуло вниз. Сердце, похоже.

Я, подгоняемая не то усилившимся зовом, не то страхом, шустро спустилась вниз, преодолев оставшиеся ступеньки в доли секунд, и двинувшись вперед по узкому, темному коридору, вызывающему клаустрофобию. Змей и пауков здесь было много: ползи по стенам, спускались с потолка и явно чувствовали себя крайне комфортно в атмосфере гнили, плесени и сырости.

В определенный момент, с осторожностью преодолев их лианы, я поняла, что то были не просто живности, выбравшие в качестве места пребывания такой вот коридорчик, а одна из частей системы безопасности. Наверняка, не веди меня зов, они бы с огромным удовольствием впились в меня всем, чем могли, отравляя или, чего лучше, сжирая заживо.

Конечно, все это вопрос вкуса, но мне оказаться гниющей в коконе не улыбалось. Считайте, это моей блажью, но я, пожалуй, слишком брезглива для этого.

Впрочем, соображения на сей счет пришлось отложить до лучших времен, потому как впереди показалась арка, выложенная из того же камня, уходящая вглубь стены. Собравшись с духов и заручившись поддержкой силы, пока не призывая ее во избежание агрессивной реакции местных защитных заклинаний, я шагнула внутрь помещения, чувствуя, что это конечная точка.

И вот делала я шаг уверенно, с вызовом и решимостью, которых у меня не было, но оказавшись внутри помещения, захотелось совершенно по детски закричать и рвануть обратно, наплевав на то, что вся моя репутация после этого отправится к чертям. А захотелось мне это потому, что оказалась я в месте, похожем на логово сумасшедшего, больного маньяка.

В небольшой комнатушке, лишенной каких-либо удобств, за изгнившей, но исправной решеткой висела распятая за руки и ноги ведьма. Но можно ли было назвать это нечто, безжизненно повесившее голову со спутанными грязными волосами, кровоподтеками на неприкрытых черной холщевой тряпкой частях тела и изломанными конечностями ведьмой? Я, чувствуя подкатившую к горлу тошноту, сделала шаг вперед, с каким-то животных ужасом оглядывая руны, вырезанные на ее запястьях и щиколотках, призванные удержать ее на месте. Примерно в этих же местах висели ромбы артефактов, горящие чистым зеленым светом, словно напитанные кровью.

Эта ведьма, не шевелясь и, кажется, не дыша, потратила свои последние силы, чтобы привести меня сюда, кажется, даже не отдавая себе в этом отчета. В ней чувствовалась агрессия, какое-то нечеловеческое, неправильное, животное желание мести и чистая злоба, граничившая со сумасшествием.

Эта ведьма, распятая на стене в подвале другого мира, более не была разумной. Она полностью потеряла рассудок. Ее же зов был лишь инстинктом, проявившим себя при присутствии другой ведьмы.

Я подошла к решетке и прижалась к ней руками, чувствуя в себе бессилие и совершенно иррациональное желание разрыдаться прямо здесь, у тела некогда живой, счастливой и животворящей ведьмы, которая сейчас была не более, чем спятившим животным.

Я ничего не могла сделать, чтобы помочь ей. Могла лишь освободить ее, но даже тогда… Что тогда?

Так, спокойно. Прочь слезы и панику. Надо дейстовать.

Я освобожу ее, а там придумаем что-нибудь вместе с тетушкой. В крайнем случае, разместим ее в Академии, чтобы она смогла закончить свой век в местом, полном любви и сестринства, пока ее сила инстинктивно не выберет любую другую достойную ведьму, избавив эту бедняжку от мучений.