Но потом — было ужасно. Её трясло мелкой дрожью, а гроб всё не опускали. Наконец, слава-те яйца, замелькали лопаты, зашуршала смерзшаяся почва. И вот — её выход. Босоножки сняла — ни то они бы утопли в грязи, и хрен их потом позволят вытащить. Присела у могильной плиты на корточки (лицом к плите, к публике задом); излила струю розовой мочи (у неё как раз начинались месячные) на перемолотый лопатами грунт. Затем поднатужилась. И пукнула. И вот этот пук ужасно взбесил Катерину. Она видела эти похотливые лица у могилы, которые пялились на неё, внешне сохраняя траурное сочувствие… о, эти чванливо опущенные уголки губ; о, эти глаза — суетливые, маслянистые. О, эти руки, поглаживающие член через ткань кармана…

И вот когда она пукнула, была уверена, что кто-то из этих лицемеров обязательно не выдержит — и засмеется. Но все молчали. Тогда стала смеяться Катя. Смеялась — и вываливала из-под круглых молочно-белых ягодиц комья янтарного кала.

— Так вот какие родственники у 3ои! — Румбо призадумался, теребя наконечник, — Своенравные, бурные люди. Коммерсанты, дельцы, ети их дедушку. М-да, наверное, я ей не пара… не моего она ранга. Не престижно бойцу с купеческой дочерью путаться. Хотя, здесь только одна ветвь родни, да и то, 3оя — им седьмая вода на киселе. Как бы узнать, где захоронены её отец и мать? Покурить бы тех венков… Хотя и этот неплох! — Румбо присел на лавочку и вновь зашелестел цветами. — Да и вообще, почему это я решил, что её родители умерли? 3оя — молодая женщина, в самом соку. И по какому такому праву я пытаюсь обманным путем исследовать биографии её покойных родственников? Только потому, что мне необходимо вытравить из головы тараканов. А родственники эти владели искусством борьбы с насекомыми, а кроме того, секретом зомби — оба эти знания составляют неотъемлемую часть реальной магии. В сущности, 3оя мне уже ни к чему. Мне нужны те, кто изгонит из моей головы насекомых, или обучит меня, как это сделать! Вот Селиванов, видимо, не очень в этом шарил. Там были еще Катерина и Гаврило. И дитя их, копытное. Они морили тараканов при помощи зомби. Надо найти, где их зарыли, да покурить венки или траву с могил. Но постой, если эта Катя испражнялась на могилу Андрея, стало быть, она, вполне вероятно, еще жива? А что, если Катя — это и есть 3оя? Ведь говорил мне патологоанатом, что каждый зовет её как хочет. А он звал, кажется, Мамочкой? Может, он и был тем копытным? А потом из копытного обратился в таракана и залез в мою голову? А 3оя высосала его из моей головы при помощи минета. Ну да, ведь так оно и было! Она не просто сосала мне хуй: она высасывала из моей головы своего сына! И что было дальше? Проглотила ли она его? Этого он не запомнил. Она вытерла рот, да… но возможно, она удерживала таракана за щекою? А зачем? Съесть сына, а затем высрать его — это понятно. Но как она позволила мне убить его мясорубкой? А потом занималась со мной сексом? А рядом — сын в агонии корчился. Да она — извращенка. Да ведь она говорила, к тому же, что Гаврила ей братом приходится! Обманула? Поди, проверь… но если правду сказала, то за брата замуж вышла: то есть, инцест!.. Или есть тому другое объяснение: она знала, что доктор не умер, что таракана мясорубкой не убьешь. Значит, если таракан этот был в моей голове, она могла контролировать меня с его помощью, так? Значит, с того момента, как таракан залез ко мне в голову, я находился у неё под контролем. Так. А затем она убрала таракана. Сама высосала. Убрала контроль… стоп! А почему я решил, что она его и вправду высосала? Я его что, видел? Нет. Я даже не знаю, съела ли она его вместе со спермой или за щекой оставила. Вполне возможно, что таракан, то есть врач и его помощник, значит, тараканы… и она говорила еще о других тараканах, значит, их там не двое, а более… Она хотела, чтобы я подумал, что она умеет высасывать тараканов, так? А для чего ей это? Чтобы я подумал, что она меня может научить. А если не она — то её родственники, так? И в нагрузку я узнаю секрет зомби, и, возможно, много других подобных же вещей, о которых мне лучше не знать. Иначе я стану опасен. Реально опасен. Так что, лучше мне венки с их могил не курить, и 3ое не верить: уж больно это всё кажется запутанным и хитрым. В Красной Комнате всё было просто. А здесь — крышу сносит, и страшно за неё. Что бы вы предпочли: потерять жизнь сейчас — или до конца дней потерять крышу? Многие предпочли второе. Так и живут. Они и есть зомби. Живые трупы. Легионы Смерти. И с их-то помощью борются с тараканами? Верится слабо. А у кого спросишь… разве что другой венок раскурить? Кто здесь захоронен? Эге, да это же 3оин старший брат Гаврила, о котором она ему говорила! Но говорить о Гавриле — время тратить попусту. Лучше пройти на кухню порубить капусту. А Гаврила пущай сам с собой разговаривает. Песни поёт, да чай свежий заваривает. Мёртвый Гаврила конфету кусает: сгнившая челюсть как клюв нависает, высохших глаз облетели цветы. Скоро к Гавриле пожалуешь ты… ты… ты…

Что такое? Румбо чихнул, раз-два! Из носа его прыснуло, и, поймав соплю рукою, он с изумлением обнаружил барахтающееся в клейкой массе насекомое!

— Вот где ты, гнида! — пьяно улыбнулся Румбо, доставая зажигалку.

Сопля зашипела. А затем кожа вокруг таракана обуглилась и отслоилась, а сам таракан съежился, затрепетал, и обратился в пепел.

— Одной мразью меньше! — улыбнулся Румбо, облизывая ожог.

Сразу на душе потеплело, словно вспыхнул под порывом ветра начавший было угасать костер. Словно невидимая лампочка разгорелась медленно — и засияла. Словно варочная панель электроплиты — запылала душа Румбо.

Вскочил, улыбаясь. Взгляд упал на могилу, выделявшуюся среди остальных отсутствием надписей. Это был просто большой мраморный шар, возвышавшийся на металлической ножке из гранитной плиты.

Подойдя ближе, Румбо понял, что это — не могила, и не памятник, а очередной блок управления: две кнопки на пульте «инь-ян».

— Ну что, Ctrl-Alt-Del? Встряхнемся?…

…— Я — котозмей! — улыбнулся Румбо, представляя себе, как могло бы выглядеть такое животное.

Как кот, покрытый чешуёй и с раздвоенным языком?

Или как поросшая шерстью змея, которая перед тем, как ужалить, мяукает?

— У кошек и змей есть общая черта: они шипят! — сказал стоящий перед Румбо дед в замшевой шляпе.

— А? — Румбо словно очнулся.

— Вы, молодой человек, отчего так задумчивы? Переживаете недавнюю утрату? — поспешил осведомиться неизвестный, поправляя пенсне.

— Не утрату, а скорее, обретенье! — широко улыбнулся ему Румбо, подмигивая по-пацански.

— Обретенье? — старичок, казалось, беззвучно смеялся, — не обрели ли вы навозное дерьмо, на которое наступали в детстве, когда шли босиком купаться на заводь?

— Я обрел удивительного собеседника! — приобнял его Румбо, — и теперь мы можем проследовать по променаду, усесться на тихой веранде прибрежного ресторана, закурить по сигаре — и предаться живой беседе.

— Неплохо, однако, было бы кроме сигар, еще пожрать чего-нибудь… ну, стейк там какой-нибудь, грамм 400… средней прожарки… то, сё… бутылочку риохи… коль мы в ресторане. — поразмыслил дедок, почесываясь.