Непростое это дело – искать себя, складывать уникальный паззл своей индивидуальности. Особенно в современном мире. Если в архаичных и патриархальных обществах индивидуальность обреталась в юности раз и навсегда, просто принималась в наследство у старшего поколения: мой отец был кузнец, и дед кузнец, я тоже хороший кузнец, из деревни Верхней, что на берегу реки, и вера у нас одна, и образ жизни, и национальность – такая цельная, крепкая, как наливное яблоко идентичность – то в современном мире все иначе. Человек может быть рожден в семье, где смешаны культуры, национальности и вероисповедания, он может родиться в деревне, а жить в городе, и наоборот, может сменить страну, социальную страту, профессию, образ жизни, веру и даже пол, при желании. Ему не собрать себя один раз в юности и на всю жизнь, современный человек работает над уникальным орнаментом собственной идентичности всю жизнь. Подростковый кризис – лишь первый в череде множества будущих кризисов, когда придется задавать себе все те же вопросы: «Кто я? Какой я? Зачем я живу?».

Тот, кто от этой работы отлынивает, рискует остаться вечным полуребенком. Для этого тоже в современном мире есть все условия: можно всю жизнь потреблять, развлекаться, делать, что велено, и считаться достойным членом общества. На обаятельных кидалтов приятно посмотреть в комедии про Бриджет Джонс, но работать с ними, растить детей, не говоря уже о том, чтобы ходить в разведку, вряд ли найдется много желающих.

Вахта сдана

Чувства и устремления подростка противоречивы, непонятны ему самому. Он хочет войти в большой мир, найти в нем свое место, и вместе с тем подвергает этот мир жесткой критике, не приемлет его. Эйфория и любовь ко всем живому, мечты о том, как ты изменишь мир к лучшему, сменяются жестокими приступами тоски и отчаяния – «синдромом Лилу» – помните, героиня фильма «Пятый элемент», высшее существо, просмотрела за полчаса всю историю человечества, и впала от горя и ужаса в кому?

Мир, в который мы когда-то, в период донашивания, так настойчиво зазывали ребенка, и правда не всегда справедлив и ласков. И как новорожденному когда-то пришлось смириться с холодом воздуха, жесткостью пеленок и тем фактом, что еда теперь не попадает прямо в живот – для это еще надо потрудиться, так и подростку предстоит смириться с тем, что в мире много холодного и жесткого, и ничто не дается даром.

Нам может быть очень жаль в этот момент своих только встающих на крыло птенцов, но мы больше не можем в случае любой беды подхватить их на руки, спрятать от мира в психологической утробе привязанности. Мы больше не можем утешить, подув и поцеловав ушибленное место, не можем пойти и разобраться со всеми, кто его обижает, а нашим похвалам и восторгам он больше не верит. Несчастная любовь, предательство близкого друга, провал важного экзамена, роль аутсайдера в группе сверстников – мы не можем защитить свое дитя от этой боли. Родителям, именно хорошим, любящим родителям, трудно бывает с этим смириться. Из родителей ребенка, полностью за него отвечающих, мы превращаемся в родителей молодого человека, которого уже поздно воспитывать. Ему нужна наша поддержка и наша любовь, но отвечает он за себя сам.

В подростковом возрасте и юности роль родителей становится похожа на роль ассистентов во время боксерского поединка. Да, иногда нам кажется, что пора самим пойти набить морду тому негодяю, который обижает нашего мальчика (самим решить проблему ребенка). И уж конечно, мы бы справились лучше, с нашим-то опытом, связями, возможностями, знаниями. Но есть проблема: в этом случае бой не засчитают. Потому что это ЕГО бой, а не наш. И дело родителя – оставаться в углу ринга, болеть и переживать, готовить мокрое полотенце, чтобы вытереть своему юному бойцу лоб и слова поддержки, чтобы придать сил.

Все. Больше ничего. Детство кончилось. Вахта сдана. Дальше он сам.

Подростковый возраст позади, «гадкий утенок» превращается в прекрасного лебедя. Однажды мы с изумлением видим рядом с собой сильного юношу или красивую девушку, таких уверенных, таких независимых и взрослых. Неужели это тот же самый ребенок, который помещался на одной папиной ладони?

Странное чувство. Смотришь на него – он прекрасен. Есть чем гордиться. А вместе с тем тоскуешь по тому, маленькому. Где он теперь? Куда подевался? Вот бы еще хоть разок подержать на руках, понюхать макушку… Мы улыбаемся, пересматривая детские фото, вспоминаем, каким он был в месяц, в год, в пять, в одиннадцать. Что же теперь с той связью, что нас соединяла – так крепко, как только могут быть соединены люди?

Тайная опора

По мере того, как ребенок рос, в его зависимости от родителя становилось все меньше материального. Сначала это была буквально трубка – пуповина. Потом молоко и полный уход, потом поддерживающие руки, потом голос, потом взгляд, потом советы и предостережения, сохраненные в памяти. В конце детства от материального остаются только деньги на жизнь и крыша над головой. Еще через несколько лет и эта зависимость уйдет в прошлое.

У нас будут с ним новые отношения: отношения взрослых людей, близких родственников. Может быть, мы станет друзьями, а может, и нет – окажемся дорогими друг другу, но очень разными по интересам и образу жизни людьми. Мы будем встречаться часто, а может быть, будем жить на разных концах Земли и видеться не каждый год. Наш сын или дочь будет решать проблемы, которые нам не по плечу, узнает то, чего мы не знали, и мы в его битвах будем уже совсем не помощники, но сможем хотя бы порадоваться его победам, или пожалеть и поддержать после поражений. Пройдет еще много лет (хорошо бы побольше) и уже мы будем зависеть от ребенка, он будет помогать нам делами и деньгами, решать наши проблемы, а может так статься, что и с ложки кормить, и памперсы менять. Потом он и вовсе останется совсем-совсем без нас, и мы не сможем помочь и утешить даже своим присутствием.

Ребенок растет – и все больше нитей в канате привязанности становятся незримыми, это нити психической, эмоциональной связи. И вот эта душевная связь остается ресурсом, поддержкой даже тогда, когда сам родитель уже никак не может обеспечить ребенку защиту и заботу. Помните, около 7 лет мы поселились в его сердце? После этого у нас было еще несколько лет, чтоб образ внутреннего родителя окреп, набрался красок и оттенков. Во время подростковой сепарации реальные живые родители потеряли божественный ореол, предстали обычными людьми, уязвимыми и несовершенными. Но их образ, как источник силы, веры в себя, хорошего отношения к себе – остался внутри, в самых сокровенных глубинах души.

От того, каков этот психический образ внутреннего родителя, зависит в жизни человека очень многое. Помните, как ребенок возвращался в родительские объятия, если он не справлялся с жизнью, если стресс оказывался слишком сильным? Реальных объятий больше нет, но именно голос внутреннего родителя мы услышим из глубины души в минуту сильного стресса. Нас обидели, обманули, предали, мы потерпели неудачу или просто несправедливо наорал начальник – во взрослой жизни такое нередко. Тот, у кого история привязанности была благополучной, услышит изнутри: