Солнечный лучик скакнул, и стало заметно, что страница не только заложена. Только что прочитанный ею абзац был подчеркнут. И подчеркивание это сделано не карандашом и даже не ручкой, а ногтем. Большим сильным ногтем, какие бывают на лапах хищников. Острые, разрывающие бумагу и вспарывающие человеческие тела.

– Ой, мамочки! – всхлипнула Анжи и попятилась. По заду ее хлестнул куст волчьей ягоды. Она взвизгнула и прыгнула в сторону, влетев в колючие ветки дикого шиповника. Дальше пошли заросли крапивы. Анжи запуталась, где выход из этого бурелома. Ей казалось, что от пруда она сделала пару шагов, а вот она все бежала и бежала, и конца этому лесу видно не было.

– Помогите! – вопила она, продираясь сквозь внезапно вставшие у нее на пути елочки. – Лентяй! Воробей! Мамочка!

Еловая ветка больно дернула ее за волосы, отчего она чуть не опрокинулась на спину. Кедики скользили по хвое, и она чудом удерживалась на ногах.

– Анжи! – раздалось издалека.

– Серега! – Анжи забилась в колючих объятиях кустов. – Ай! Мама!

Она шла, спотыкалась, падала, снова вставала и, уже не открывая глаз, упрямо двигалась вперед, надеясь, что когда-нибудь это мучение закончится. Потом ее кто-то хватал, она отпихивалась, брыкалась. Ей все виделось, что над ней склоняется страшный дед с бородой и протягивает ей чахлый пучок какого-то растения.

– Разрыв-трава, разрыв-трава, – воет он, распахивая черный провал рта. – Помоги!

– Помогите! – заверещала из последних сил Анжи, и на голову ей полилась вода.

– Ты книгу-то отдай, – услышала она голос, и только сейчас почувствовала, что изо всех сил прижимает к груди что-то небольшое и плоское. И это что-то у нее пытаются забрать.

Рядом она разглядела Лентяя с кепкой в руке: из этой кепки он лил на нее воду. Писательница сидела рядом на корточках и мягко гладила ее по плечу.

– Чего ты испугалась? – с тревогой заглядывала она в совершенно очумевшие глаза Анжи. – Это кулик, птица такая. Она не страшная.

– Я… книгу… – прошептала Анжи, роняя свою страшную ношу. – Там лежало… – Она ткнула пальцем сначала в одну сторону, но указала на плотину, потом в другую – но там оказался парк с усадьбой. И только потом она обернулась.

Полоска леса, отделяющая пруд от поля, была до того узкой, что даже просвечивала. Ни заблудиться, ни потеряться там было нельзя. Видна была и одинокая елочка, невысокая, пушистая – как в ней можно было застрять, непонятно? Анжи схватилась за голову. Волосы были растрепаны, резиночка потерялась.

Что же это получается? Она сама себя испугала? Еще этот чертов волчий куст!

Ей вдруг стало неловко. Решат, что она психопатка припадочная, и больше к ней близко никто не подойдет.

– Может, тебе голову напекло? – с сочувствием спросила женщина.

– Ага, болит, – буркнула Анжи, ощупывая голову. – Место какое-то здесь… не очень. Еще рассказы эти…

– Извини, если я тебя напугала, – растерянно пробормотала писательница, и только сейчас Анжи поняла, насколько эта женщина не похожа на Глеба. Ну, совершенно не похожа! Глеб в такой ситуации сказал бы какую-нибудь гадость.

– Идем, – дернул ее за руку Лентяй. – До свидания, – кивнул он женщине. – Извините. – И потащил не сопротивлявшуюся Анжи вокруг пруда, через парк, к центральным воротам. – Ну, ты совсем головой стукнулась, – ворчал он по дороге. – Это же известная писательница! Я ее по телевизору видел. Ее Светланой зовут, а псевдоним – Агния Веселая.

Они уже ступили на петляющую дорожку, похожую на длинную змейку, когда Анжи обернулась.

Писательница Светлана Качева стояла на прежнем месте и внимательно смотрела им вслед.

Очень внимательно.

Чересчур внимательно.

Сумрачно было на душе у Анжи. Сумрачно и как-то стыло. Словно вынули из нее солнце и веселый плеск воды, а вложили тухлое болото. Что-то тревожное поселилось внутри. Ощущение грядущей опасности, что ли?

Хотя какая опасность? Солнце, пруд, пестрохвостые петухи, которых так весело гонять по дороге, велосипед, бесконечные тропинки и дорожки, прохлада оврагов.

Нет, не радовало все это Анжи, не радовало. Она сидела дома за столом, подперев голову руками, и наблюдала, как трудолюбивый муравей тащит по белой скатерти крошечную сахаринку. Давно тащит, уже полстола прошел. Вот только куда тащит, непонятно. Стол кончится, и ухнет этот муравей вместе со своей добычей на пол. В лучшем случае его растопчут, в худшем – помрет сам в страшных мучениях, потому что не залезть ему по обоям на подоконник, не залезть.

Анжи уже подумывала пожалеть страдальца и раздавить его стаканом с недопитым молоком, когда в окне показалась насупленная физиономия Воробья.

Джеку невероятно шла его кличка. Воробьем он и был – невысокий, с маленьким остреньким личиком, узенькими губками, треугольным подбородком, маленьким тонким носом, серыми быстрыми глазами. И повадки у него были воробьиные – он много суетился, все норовил сразу дел двадцать замутить, а чуть что – «нырял в кусты». Но, с другой стороны, он был искренне предан Анжи. В прошлом году потратил уйму сил, чтобы завоевать ее расположение: дарил конфеты, катал на велосипеде, нырял в холодную воду за кувшинками, ловил лягушек, кормил комаров у нее под забором, ожидая, когда неторопливая Анжи выйдет из дома, и даже научился разводить костры – надо же было как-то проводить романтические вечера.

Анжи старательно капризничала. Вместо конфет «Мишка косолапый» требовала барбариски, браковала кувшинки, заставляя Джека снова и снова погружаться в противную илистую воду, часами мариновала его около забора. Однажды заставила его выпить два литра молока, и несчастный Воробей весь следующий день промучился животом.

Любой другой, не по-настоящему влюбленный, давно бы бросил Анжи, но Джек терпел и в конце концов был вознагражден осторожным поцелуем в щеку. Анжи настолько привыкла к своему поклоннику, что обрадовалась, увидев его кислый портрет в обрамлении белой рамы окна. И даже успела улыбнуться. Но потом она вспомнила, что этот самый Воробей помешал ей произвести впечатление на Глеба, и нахмурилась.

– Чего тебе? – сурово спросила она, смахивая муравья со стола.

– Купаться пойдем? – тихо спросил он и положил на подоконник руку. Рука была сильно исцарапана, локоть сбит, пленочка свежей ранки притягивала взгляд.

– И что же вы там делали, на плотине? – ехидно спросила Анжи.

– Ничего, – шмыгнул носом Воробей, пряча глаза. – Глеб в пруд свалился, я ему вылезть помогал. А потом ты заорала, я сунулся туда, но никого уже не было.

– Никого? – насторожилась Анжи. – А книгу вы зачем в кусты бросили? Не нравится, отдал бы хозяйке.

– Не трогал я книгу. – Джек еще больше помрачнел. – У меня фонарик утонул.

– Ой, подумаешь, фонарик, – дернула плечом Анжи. – А мы с Серегой привидение видели.