— Долго оно светить будет? — спросил Хуго.

Чар кивнул, и светляк качнулся — будто был головкой одуванчика, чей невидимый стебель рос из макушки человека.

Хуго с Торонканом переглянулись, северянин хмыкнул.

— Ладно, пошли тогда, — сказал Чаттан, и они стали спускаться.

— Так что ты там рассказывал про снег? — напомнил Хуго, когда, миновав тянувшуюся от дома лестницу, они очутились в начале узкого коридора. — Много его у вас, да?

— Не то чтобы очень много, — откликнулся Торонкан, разглядывая глубоко вонзившийся в земляную стену топор. — Хотя и много тоже бывает, но это ближе к вершинам, а мы обитаем пониже. Но, главное, он лежит почти все время. Вот как у вас сейчас — подмерзшая земля и снег, опять земля, опять снег. И ветер — сухой, колючий такой. Дует почти беспрерывно, гудит... Зелени мало, хотя есть долины, где теплее, укромные пастбища в горах, там пасутся наши овцы.

Чар вздрогнул, увидев впереди тела; синий свет льдистого шарика пошел волной.

— Да иди ты ровно! — беззлобно прикрикнул на него Чаттан. — Привыкай, нам теперь мертвые карлы постоянно попадаться будут.

— Пахнет тут, — сказал чар. — Противно.

— Ну так что же, и пахнет. Трупы ж кругом, ясное дело. Сейчас еще холодно, было б лето — и не так воняло бы. А едите вы что? — обратился Хуго к северянину, когда они миновали три тела, двух гноморобов и чернокожего здоровяка. — Баранину?

— И баранину тоже. Еще в горах снежные барсы есть, торговцы их мех очень ценят. Зверь опасный, сильный и хитрый, его выследить да убить редко когда получается. На пару шкур можно телегу репы сменять или какого другого овоща.

— Но сами вы ничего не выращиваете?

— Нет. Мы — воины и охотники, не крестьяне. Да и земля у нас не та, чтоб огороды заводить. И погода...

— А живете где? Дома вроде наших?

— Нет, другие. Живем в таких избах... полуподземных как бы.

— Полуподземных?

— Ну вот представь: большая квадратная яма, ровная. Пол досками прикрыт, по стенам — бревна, верхние над землей подняты... — он ткнул ребром ладони себе в живот. — На такую высоту. Крыши плоские, наклонные, нижний край примыкает к земле.

— Так это землянкой называется.

— Ага, может, и землянкой. Земляной сруб. Это если зимой, когда мы на одном месте. А в остальное время мы кочуем — тогда в шатрах. Кто богаче — у тех большие шатры, кто бедный — те в шалашах. Покочуем и назад к срубам вернемся. У каждого клана свое постоянное становище имеется, потому чужие никто не занимает... Хотя это если не воюем.

— А бывает, что и воюете?

— Ага. Часто. За пастбища или еще за что. Но у нас все серьезно и... это... — Торонкан наморщил лоб, вспоминая слово. — Церемонно. Чтобы один клан на другой подло налетел — такого не бывает. Позор на всю Бриту. У нас сначала вожди сходятся в чистом поле и объявляют друг другу, что начинают войну. Это ритуал. Зато потом уже, как завяжется, пощады друг от друга не ждем, целый клан, бывает, вырежем.

— Что — всех под меч? — спросил Хуго.

Северянин глянул на него с легким удивлением.

— Кого это — всех? Женщин, детей — нет. Только воинов. Ну и стариков, потому что какой с них прок? Вот если знахарь попадется или травница — их не убиваем, конечно.

— Но женщин с детьми не трогаете?

— Ясное дело. Ты что? Женщина в хозяйстве всегда пригодится, их же мало. А из какого-нибудь мальчишки воина можно вырастить или пастуха. Из девки — сестрицу, если покрасившее, а если чушка какая страшненькая — так работницу.

Хуго заинтересованно уточнил:

— Женщин, значит, мало у вас?

— Ага. Маловато будет. Мы их чтим, для мужа оскорбить женщину из своего клана — хоть жену, хоть сестрицу — позор несмываемый. Да и из чужого тоже.

— Сестрицу?

— Ну, это у нас так... Общие женщины так зовутся, Юнцы с двенадцати годов и пока им два десятка не стукнет и они не станут воинами или пастухами или, может, в знахари подадутся, — живут в большом срубе, все вместе. И в каждом клане есть сестрицы, к которым любой муж прийти может, когда его томление одолеет. Они в сестрином срубе, живут. Сестриц уважают, потому что... — Торонкан вновь замолчал, припоминая выражение, услышанное в столичной семинарии. — Потому что они общественно-полезным делом заняты.

Чар все это время шел, зажав нос пальцами. Зима зимой, но запах разложения наполнял норы карл.

— Хорошо вам, — сказал Хуго, вглядываясь в сумрак впереди. — Сестрицы, значит, бесплатно этим самым общественно полезным делом занимаются. У нас тебе бесплатно только разве что жена... Хотя это как поглядеть — бесплатна ли она для тебя. Иная подороже любой «сестрицы» обходится, да еще и трать на нее изо дня в день, а не только когда... Как ты сказал? Когда томление одолеет. А «сестрицы» только за деньги даду... то есть общественно полезным делом с тобой займутся. И живут, они не в срубах каких, а в веселых домах.

Они миновали изгиб коридора, прошли мимо двух проемов, за которыми начинались лестницы наверх. Через пару десятков шагов коридор заканчивался.

Северянин покосился на Хуго.

— Так ты не женат? — догадался он.

Чаттан потер бритую макушку.

— Не, как-то не довелось. Все на службе да на службе. Сначала стражником в Наледи, потом старшим у них же, а теперь, видишь, у Гело первый помощник.

Торонкан помолчал. В синем свете стало видно, что коридор заканчивается тяжелой деревянной рамой с остатками вырванных петель.

— Мне наши женщины не нравятся, — признался, наконец, северянин. — Они... У вас веселые попадаются, озорные, а наши — гордые, серьезные такие. Суровые. Лежит такая... будто бревно обледеневшее! Ты и так и сяк, стараешься, пыхтишь, красный уже весь, а она смотрит на тебя внимательно и хоть бы вздохнула. Навроде большая сосулька с тобой.

— Да уж... — протянул Хуго. — Наши бабы лучше.

Магический светляк над головой чара закачался, даже мигнул пару раз, когда они вступили в пещеру, к которой вывел коридор. Все это время он тянулся вниз, но наклон был небольшим — Хуго и не подозревал, что они спустились так глубоко. Высоченные своды пещеры терялись во тьме.

Тяжелая, пробитая в нескольких местах дверь лежала на каменном полу; на ней и вокруг валялись обломки лавок, наковальни, даже переносная печь — большой железный ящик на гнутых ножках, с распахнутой дверцей. Угли в ней погасли давным-давно. Перевернутая, она придавила чернокожее тело, угол пробил грудь мертвеца. Между обломками виднелись сломанные и целые стрелы, из лавки торчал топор. Хуго окинул внимательным взглядом все, что смог увидеть в свете волшебной льдинки, и заключил:

— Значит, так: карлы здесь заперлись, двери завалили тем, что под руку попалось, а черные на них из коридора перли. Наверное, там и другие входы есть, и тоже, думаю, с такими заграждениями у дверей. Черные двери ломали, рвались внутрь. Часть карл отбивалась, а часть села на эти ихние ковчеги и взлетела. Пошли, поглядим, чего здесь еще есть. Эй, уважаемый, ты поярче светить можешь?