class="p1">– Переживёшь! Он нам всем заработал по семьсот кредитов и полностью выкупил все свои штрафы, когда объявился, – спокойнее добавил старшина и поглядел на меня. – Но ты не радуйся. Завтра идёшь отрабатывать свой косяк в группу Григория. И веди себя тише воды, ниже травы, иначе уже он тебя закопает в щели. Ты понял?

– Да, старшина… – пробурчал я, понурив голову.

То, что я отделал урода до бессознательного состояния, я нисколько не жалею. Если надо – повторю. Неужто на меня так повлияли сны в которых был Илья Васильевич? Или это всё в совокупности с моими приключениями?

– Петро, помоги мне. И надо вкачать немного наноботов. Иначе проваляется не один день, – сказал Захар и опять поглядел на меня. – А ты иди мойся. Воняешь, как дикарь, – фыркнул он и, наклонившись, стал приподнимать Юсуфа под руки, а недобро зыркнувший на меня Петро стал хватать его за ноги.

Обернувшись, я увидел озадаченные лица четверых подростков, у троих из которых на лице читалось: «Да кто это такой, черт побери?!». Злата лишь с лёгкой опаской глядела на меня. Наверное, тоже думая, что я сошёл с ума, пробыв один в завалах черт знает сколько времени.

Ничего не говоря, я вышел из секции и проследовал до ближайшей душевой. Плевать, что произошло. Мне главное как-то вернуть в чувства Альбину. Что же эти твари с ней сделали?!

Войдя в раздевалку душевых, я приятно удивился, поняв, что вокруг совершенно никого не было. Все клозклинеры свободны, лишь один слегка гудел.

Выбрав ближайший к душевым, я быстро скинул всю воняющую грязную одежду и, закинув её вместе с поясом, запустил аппарат на максимальную очистку, которая будет длиться аж двадцать минут. Заодно и намоюсь хорошо.

Но небольшое неудобство всё же присутствовало. В средней кабинке кто-то мылся. Немного неловко. Я прошёл к самой дальней, видя через прозрачную дверь, что это какой-то черноволосый дядька. Он стоял спиной к стене и, прикрыв глаза, неподвижно наслаждался душем.

Слегка скривившись, я вбежал в последнюю, закрылся и, включив воду на средний поток, принялся очень качественно мылиться и прямо ногтями счёсывать многонедельную грязь и пот. Первый раз в жизни я с таким удовольствием мылся в душе. Обычно я любил плескаться в бассейне или в ванной.

Через некоторое время я почувствовал себя полностью чистым и последовал примеру того дядьки ‒ встал к стене и принялся наслаждаться водой, одновременно думая о случившимся.

Нет. Я по-прежнему не жалел о произошедшем. Я думал о том, что я совершенно не жалею о смерти рыжего, который совершил что-то страшное с Альбиной. Мама бы меня отругала за такое, – если бы я ей рассказал – но я бы начал спорить. Ведь он никогда теперь не раскается в совершённом зле. А потому мне его не жалко, хоть я и не могу сказать, что он заслужил смерть. Я ещё не до такой степени очерствел.

– Тоже любишь длительные помывки? – как гром прозвучал баритон с стороны той самой кабинки.

Немного растерявшись, ответил я не сразу.

– Нет. Вещи на максимальной очистке.

– Зря не любишь. С водой утекают плохие мысли… – сказал он и замолчал, при этом продолжая стоять под душем.

– Как с водой могут утекать плохие мысли? – не выдержал я спустя полминуты.

– Ритуал очищения в японской традиции, под названием Мисоги. Обычно проводится в природных водных источниках, но… Что есть, то есть. Японцы верят, что Мисоги – это путь к очищению и обновлению души и мыслей. Но это так же некая форма медитации. Очень полезна в наших бункерных условиях.

– Значит, попробую, как вы… мыться по вечерам, когда никого нет, – сказал я и прикрыл глаза.

Так я и простоял минут пять молча, пока не сработал таймер в нейроинтерфейсе. Не знаю о каком очищении «Мисоги» говорил этот незнакомец, но было вполне себе приятно не двигаясь постоять под душем.

Когда я вышел, этот дядька голышом сидел на клозклинере, дальнем справа, и, задрав голову, пялился в потолок. Со спины я теперь его узнал. Это был тот самый длинноволосый дядька, с которым я чуть не столкнулся в душевой в мой второй день в бункере.

Принявшись надевать наисвежайшую и сухую одежду, я буквально начал чувствовать себя человеком, а не отбросом, что вылез из бездны.

– Ты тот самый малец, о котором все пестрят? – услышал я и повернул голову. Мужик уже стоял в штанах и, скрутив волосы в хвост, выжимал воду на пол.

– Н-наверное… Я три недели выбирался из-под завалов… – неуверенно произнёс я, застёгивая комбинезон.

– Как твоё имя? – спросил он, и я опять поглядел на него.

Он перестал выжимать волосы и повернулся ко мне. Хмурое светлое лицо с густыми бровями и карими глазами, лёгкая небритость. Человек явно восточных корней. Со сложенными на груди руками его мускулы бугрились, давая понять, что он очень тренированный человек. Хотя комплекцией и не дотягивал до Родина. Видимые импланты совершенно отсутствовали.

– Илья… – ответил я, напяливая пояс.

– У тебя сильная воля, Илья. Достойно уважения в твоём возрасте, – усмехнулся он. – Меня зовут Григор. Приходи как-нибудь поговорить, в это же время, – добавил он, когда я уже был готов покинуть раздевалку с дождевиком в руках.

– Х-хорошо, дядя Григор. Спасибо… – неуверенно сказал я и робко двинулся на выход.

Когда я зашёл в наш корпус, ещё никто не спал, но старшие уже отсутствовали. Подойдя к своей кровати под настороженные взгляды троицы соседей, я положил дождевик и сел. Злата без разговоров освободила мне моё место, перебравшись на второй ярус.

Немного подумав, я встал и прошёл к тридцать девятой кровати, где без сознания лежал Юсуф, а Виталя испуганно повернул ко мне голову, намереваясь что-то сказать.

– Как он? – спросил я, опередив его.

– Эм… Жить будет. Неплохое сотрясение и двух зубов нет, – удивлённо ответил он.

– Илья, ну ты даёшь… Ладно его, но старшего ударить, – услышал я голос Златы позади и обернулся. Она со сложенными руками на груди подошла к нам.

– Не надо только меня учить. Они сами виноваты, – угрюмо ответил я.

– Я рад что ты жив, Илья, – сказал Веталь.

– И я тоже рада! – с улыбкой поддакнула Злата опустив руки. – Расскажи, как ты выбрался и где был?

– Для начала