– Фатьян до этого ни разу не бывал в Конюховке, поскольку он всегда ездил по волостям за рекой Ушной, – молвил Бачило, помешивая суп деревянной ложкой. – Видать, Фатьян привык лихоимничать, пользуясь тем, что народец у нас темный. Вот и в Конюхово Фатьян хотел содрать со смердов лишнее, как он привык это делать в других деревнях. Но я живо вывел негодяя Фатьяна на чистую воду!

– Зачем понадобилось разоружать дружинников, приставленных к Фатьяну? – спросил Всеволод.

– Фатьян приказал гридням схватить меня и отхлестать плетьми, а мои долговые записи бросить в огонь. Вот смерды и возмутились. – Бачило пожал плечами. – Пусть Фатьян радуется, что живым ушел. Хотели мужики на вилы его насадить, но я не допустил до этого. Намяли бока Фатьяну и ладно.

– Князь Владимир требует вернуть оружие, отнятое у гридней, – проговорил Всеволод, жуя хлеб. – Ну и барахлишко, снятое с них, тоже надо бы отдать.

– Все будет возвращено, господине, – заверил Всеволода Бачило. – Надеюсь, ты сознаешь, что вина лежит целиком на вирнике Фатьяне. Это он разозлил пчелиный улей.

– Не тревожься, друг. – Всеволод ободряюще кивнул старосте. – Я добьюсь, чтобы князь наказал Фатьяна да впредь не допускал его к сбору недоимок.

– Послушает ли тебя князь Владимир? – изрек Бачило, глядя на Всеволода. – Я слышал, Фатьян у него в любимчиках ходит.

– Меня послушает, уж поверь, – твердо произнес Всеволод. – Я слово заветное знаю. Услышит сие словцо из моих уст Владимир Данилович, и возжелает стать судьей праведным, вроде библейского царя Соломона.

– Да ты не тиун, а кудесник, друже, – рассмеялся Бачило. – Не выпить ли нам по такому случаю хмельного медку, а?

– От хмельного питья грех отказываться, коль хозяин предлагает, – улыбнулся Всеволод.

Всеволод задержался в Конюховке на два дня. Ему захотелось получше вникнуть в нужды и чаяния местных смердов, о злобности которых распускали слухи муромские бояре. На деле же конюховские мужики оказались вполне миролюбивыми людьми, все беды которых происходят от неурожаев и от алчности княжеских слуг.

Староста Бачило произвел на Всеволода неизгладимое впечатление своей начитанностью и мудрыми рассуждениями.

– Почему ты ушел из монастыря? – спросил Всеволод у старосты, помогая ему складывать в поленницу наколотые березовые дрова. – Иль тебя выгнали сами братья-монахи?

Бачило отряхнул пыль и мелкие древесные стружки с рукавов льняной рубахи, присев на корявый нерасколотый чурбан. Он взглядом предложил Всеволоду тоже посидеть и отдохнуть. Всеволод сел на массивную березовую колоду, так чтобы тень от стройной высокой липы падала на него. Солнце с полудня стало сильно припекать.

– Ты видел у меня в избе книгу «Жития святых», – задумчиво промолвил Бачило, глядя на Всеволода чуть прищуренными глазами. – В этой книге описывается жизнь всевозможных мучеников, принявших смерть за веру Христову. Читая эту книгу еще будучи монахом, я пытался понять, во имя чего умирали мученики, только ли ради прославления Иисуса Христа, умершего на кресте. Была ли у них некая высшая цель? Игумен сказал мне, что все святые пожертвовали собой ради торжества веры Христовой над язычеством. Потребовались целые века, чтобы на развалинах Римской империи наконец-то прочно утвердилось христианство, проникшее из Европы в Египет, Азию и на Русь.

Бачило помолчал, словно собираясь с мыслями, затем продолжил:

– Итак, христианство победило язычество. Но опять возникает вопрос: ради чего случилось это торжество? Какие блага несет христианство людям? Игумен не смог внятно ответить мне на это. Он велел мне повнимательней читать Библию и «Жития святых». Я читал и перечитывал эти священные книги, ночами не спал. Мне казалось, что я докопался до сути, до сокровенной истины. Цель христианства – примирить богатых и бедных, ведь все люди есть братья во Христе.

Дабы яснее выразить свою мысль, Бачило привел пример из книги «Жития святых». Он рассказал Всеволоду о том, как святой Онисим поссорился с неким Филоменом из Фригии, рабом которого он являлся. Онисим даже пытался сбежать от Филомена, удрученный его жестоким обращением. Апостол Павел мирил их и помирил.

– В те далекие времена, выходит, можно было примирить раба и господина, – продолжил Бачило, – ныне же это никому не удается. Сам Господь не возьмется за это. Злоба и ненависть разъединяют людей повсеместно, вынуждают их враждовать друг с другом. Даже близкие родственники порой хватаются за мечи, желая отнять имение у отца, сына или брата. Люди из поколения в поколение продолжают истреблять друг друга. Не ведают, что творят, объятые алчностью и гордыней! У князей наших одна забота – упиться кровью, разум у них не в голове, а на кончике меча. Когда сильные мира сего дерутся между собой, то более всего страдает от этого простой народ. – Бачило досадливо махнул рукой. – Да что там толковать! Смердам и в мирное время нелегко живется, ведь у них на горбу сидят князья, бояре и священники. А последним сие никак не пристало, видит бог. Тому, кто облачился в рясу и вещает с паперти о равенстве и братстве, не к лицу вкушать на трапезе из серебряных блюд, требовать с бедняков десятину и лгать им о скором воскрешении Христа. Много лжи в устах священников и чернецов, да и грешат они часто: одни пьют вино, другие посты не соблюдают, третьи прелюбодействуют… На это у них одна отговорка. Мол, покаемся перед смертью, когда будем уже ни на что не годны, и все нам простится. Господь милостив!

Высказал я все свои мысли игумену, упрекнув его во лжи и алчности. Игумен накричал на меня, обвинил в ереси и велел мне убираться из монастыря. «Моя ложь твоей правды дороже! – вопил игумен. – Если я скажу, что ты сатанист, монахи и прихожане мне поверят. Потому что я могу ко всякому человеку подойти, зная его слабости. И если лгу я, то лгу умело, а ты и правду молвишь – глаз не подымешь». Так-то я и ушел из монастыря, осев в Конюховке. Уже пятый год живу здесь.

– Вот и славно, – сказал Всеволод, – ибо твоя грамотность, друже, на пользу здешним смердам.

В обратный путь Всеволода провожала вся Конюховка от мала до велика. Оружие и вещи, отнятые смердами у вирника Фатьяна и его людей, были уложены в два мешка, которые Всеволод приторочил к своему седлу. Он выехал в путь на рассвете.

В дороге Всеволод обдумывал слова и доводы, с какими он собирался выступить обвинителем вирника Фатьяна в присутствии князя Владимира. Всеволод был уверен, что Фатьяну не удастся избежать наказания, ибо князь Владимир не терпел, когда приближенные запускают руку в его мошну. «Скорее всего Владимир Данилович сместит Фатьяна с должности вирника, еще и посадит его в поруб на хлеб и воду», – думал Всеволод, покачиваясь в седле.

У него над головой со скрипящим посвистом перелетали с дерева на дерево юркие коростели. Яркий свет солнца искрился на листве берез и дубов.

На душе у Всеволода было радостно от птичьего щебета, от солнечных лучей, льющихся с небес, от осознания того, что ему выпало на долю творить добро, примиряя знать и бедноту, подобно апостолу Павлу. «Все мы христиане, – размышлял Всеволод, – все мы равны перед Богом!»