Ее взвод, хоть и не все время был на передовой, нес все новые и новые потери. «У меня уже нет сердца. Я ко всему хладнокровна», — писала в дневнике Роза, вспомнив с подругами девушек, захваченных немцами.

Это случилось осенью в Литве, когда стояли в обороне. В то утро был сильный туман, «охотиться» невозможно, но девушки стояли в траншее на посту вместе с солдатами. Именно туман помог немцам подобраться незаметно — это разведгруппа «вела поиск», то есть шла за «языком». Все произошло очень быстро: они стояли в траншее и болтали, и вдруг «как гром среди ясного неба врываются в траншею фашисты и хватают троих наших девушек… Конечно, завязался бой»[337], — вспоминала Сима Анашкина. На самом деле схватили четверых, но двое из них спаслись.

Снайперам при хорошей видимости ничего не стоило бы подстрелить немцев, пока те тащили их товарищей, но в густом тумане они не рискнули стрелять, хотя Аня и Люба кричали им и просили об этом: предпочитали погибнуть. Дусе Кекешевой и Дусе Шамбаровой повезло: один из немцев подорвался на мине. Кекешева во время переполоха смогла добежать обратно до своих траншей, а Дуся Шамбарова была ранена и притворилась мертвой. Немцы с захваченными подругами продолжили бежать, а она, «обливаясь кровью»[338], доползла до своих. Каля слышала потом, что врачи вытащили из Дуси пятьдесят три осколка[339]. Вскоре после войны она все же умерла от ран.

Взвод Калерии Мороховец услышал о жутком происшествии тогда же. Каля запомнила, что в тот день они не ходили на «охоту». Поэтому (что случалось совсем не часто) ухитрились помыть голову: рядом было озеро. Сразу после мытья кто-то и принес известие о том, что немцы «утащили» Аню Танайлову и Любу Нестерову. «Дуся Кекешева — очевидец всего. Сама ушла из рук… А двое где-то живы ли? В руках палачей…»[340] — писала Роза Шанина позже. О судьбе попавших в лапы к немцам девушек думали с содроганием: газеты, листовки и беседы политруков описывали издевательства немцев над советскими пленными — а ведь Аня и Люба были еще и девушками. Девушками-снайперами.

«А все же Нестерова и Танайлова ничего не сказали, когда их фрицы пытали, — молодцы, хотя их и назвали подмогами», — записала Роза 7 декабря. Фотографии девушек («давние, из красноармейских книжек») Роза видела в немецких листовках-газетах, разбросанных на советских позициях. Неясно, почему Роза считала, что товарищей пытали и что они ничего не сказали под пытками. После той немецкой листовки о них ничего не было слышно. Во взводе считали, что немцы после пыток убили их.

О том, что это было не так, Калерия Петрова узнала лишь через двадцать пять лет после войны: тогда, при Брежневе, фронтовикам стали оказывать почет и встречи с фронтовыми товарищами, собрания ветеранов стали традицией. На одной из встреч Калерия увидела Любу Танайлову. Эта женщина прошла немецкий лагерь и выжила, дожила до освобождения лагеря американцами, а Нестерова в лагере умерла. По возвращении Танайлова отсидела уже в советском лагере[341] — судьба, которая постигла десятки тысяч советских женщин-военнослужащих, захваченных немцами. Условия в этих лагерях не так уж отличались от немецких. В лагере ПФЛ № 0308, где в число заключенных входили женщины с освобожденных территорий и женщины, побывавшие в немецком плену, комиссия выявила, что «суп приготовлен из неочищенной и частично гнилой картошки и поэтому имел гнилостный запах и был крайне неприятным на вкус…». В лагере был недостаток воды, поэтому помещения вообще не мыли. Не мыли и «спецконтингент» — заключенных. На момент приезда комиссии они не были в бане и не стриглись уже два месяца. Люди были слабые, завшивленные, с кожными заболеваниями. Больных никто не госпитализировал. На работу в шахту, за два или три километра, «спецконтингент» ходил «без какой-либо теплой зимней одежды». Дистрофиков водили на работу вместе с остальными[342].

Кого-то из тех, кто был в плену, спасали боевые ордена, славная боевая биография до плена или, с большей вероятностью, участие в военных действиях после побега из лагеря.

Пилота штурмовика Ил-2 Анну Егорову сбили недалеко от Варшавы. Ее стрелок-радист Дуся была убита, а Аню в последний момент каким-то чудом выбросило из падающего горящего самолета, и она, рванув кольцо парашюта уже близко от земли, спаслась. В плен она попала еле живая, со страшными ожогами и переломами после удара о землю — парашют раскрылся только частично.

Спасла ее, умирающую, советская медсестра Юля Кращенко, не отходившая от нее ни по дороге в лагерь, ни в лагере военнопленных в Кюстрине. Юля попала после Кюстринского лагеря в страшный женский концлагерь Равенсбрюк, но выжила и там. Она встретилась с Егоровой после войны. Военнопленный советский врач лечил раненую летчицу, пленные, принадлежавшие ко множеству разных национальностей, восхищаясь ее мужеством, передавали ей кусочки хлеба и сахара, сшили тапочки, сплели из соломы сумку, украшенную красной звездой. Рискуя жизнью, заключенные сохранили Анины ордена и партбилет. Поведение этих измученных, больных и голодных людей, товарищей по несчастью, поразило Егорову мужеством и человечностью. Майор Смерша, к которому она попала после освобождения на фильтрационный пункт, прекрасно видел, что она еле стоит на ногах, а затянувшая ожоги тонкая кожица потрескалась и из трещин сочится кровь. Но сесть не предложил. Называл он освобожденную из плена летчицу исключительно «немецкой овчаркой». «Где взяла ордена и партбилет? Почему сдалась в плен? Какое было задание? С кем должна была выйти на связь?» Кошмар продолжался десять суток, каждую ночь. Офицеры и охранники постоянно ее оскорбляли, в туалет водили под конвоем, кормили раз в сутки. Спасло Анну Егорову то, что бывшие заключенные и врачи кюстринского лагеря, узнав, что ее забрал Смерш, написали туда все, что знали о летчице, в том числе о состоянии, в котором она попала в плен, и о ее смелом поведении в лагере. Сообщив ей, что она прошла проверку, офицеры Смерша сказали, что Аня может идти. С трудом ей удалось получить справку о том, что прошла проверку. Транспортом ей, едва держащейся на ногах, конечно, никто не помог, но это было не важно. Скоро она уже была в родном полку[343].

Единственное добросовестное биографическое издание о Розе Шаниной упоминает: «В боях за Родину погибли снайперы: Александра Коренева, Александра Екимова, Анна Нестерова, Любовь Танайлова…»[344] История о Танайловой и Нестеровой неизвестна авторам, или они решили не ворошить эту тяжелую тему. О том, что Танайлова вернулась из плена, историки, писавшие о Подольской школе и о том взводе, где воевала Роза Шанина, как-то не писали: незачем было публике знать, как сложилась ее послевоенная судьба. Корреспонденты ею не интересовались. К сожалению, все, что о ней известно, — это что после лагеря и ссылки в Казахстан Любовь Танайлова вернулась домой в Челябинскую область и работала в колхозе, как трудилась и до войны. О том, как она воевала, через что прошла в плену и через что — после войны, ничего нигде не написано…