Кружево было популярным подарком. Немалое количество кружев и одежды с отделкой из кружев поступало от подданных и придворных, пытавшихся польстить королеве. К примеру, в честь нового, 1578 года королева получила «льняной чехол на подушку с узором из ветвей и деревьев, отделанный по краям белым коклюшечным кружевом с узором из корон». В следующем году графиня Линкольнширская подарила королеве длинный плащ из «багрового бархата с каймой из узкой полосы венецианских серебряных кружев по краю». Пожалуй, самым экстравагантным примером такого рода подарков служат покои в замке Кенилуэрт, заново оформленные в честь визита королевы в 1584 г., да так, что дух захватывает. «Пять плюмажей из окрашенных перьев, украшенных коклюшечным кружевом и блестками золота и серебра, стояли в вазах; золотой, серебряный и алый шелк украшал остов кровати, с которого ниспадали пять занавесей из золотого и серебряного коклюшечного кружева»[262].

Но королева была не одинока в своих вкусах. Ее великолепная соперница Мария, королева Шотландии, поднялась на эшафот в 1579 г. в белых льняных коклюшечных кружевах. Двумя десятилетиями ранее сэр Томас Уайатт, еще один предатель короны, был обезглавлен в «бархатной шляпе с широкой лентой из коклюшечных кружев на ней». Граф Сен-Мар, лидер французской моды, когда его обезглавили в 1642 г., оставил после себя более трехсот пар ботфортов с кружевами на раструбах. Чувствительность его современников к нюансам кружев можно оценить по ссоре, произошедшей между художником Диего Веласкесом и молодой аристократкой из Сарагосы. Она отказалась принять законченный портрет, потому что, как она сказала, художнику не удалось должным образом отобразить великолепное качество фламандских кружев – puntas de Flandes muy finas – на ее воротнике[263].

Картина Франса Хальса «Смеющийся кавалер» любопытна во многих отношениях. На ней изображен мужчина, но он на самом деле не кавалер, и он не смеется. Лицо двадцатишестилетней модели – его возраст отмечен датой 1624 на портрете – пышет здоровьем. Усы лихо закручены вверх, следуя за линией пухлых щек. На его губах и в его темных глазах сохраняется выражение, какое бывает после удачной шутки, которой он невероятно гордится. Но молодой человек доволен не только своим остроумием. Все в его одежде – от широкополой черной шляпы до пышного воротника и богато украшенного дублета, в прорезях рукавов которого видна тонкая льняная сорочка, – говорит о богатстве, высоком статусе и тщеславии. Он не единственный мужчина той эпохи, гордившийся своим нарядом. В наши дни кружево ассоциируется с женственностью, но в те времена мужчины носили его повсеместно.

В конце XVI и XVII вв. мужчины обычно украшали кружевами шею и запястья. Мужская одежда, особенно в середине XVII в., давала множество возможностей для демонстрации кружева. К примеру, модным стало носить кружевные воротники поверх доспехов. Эффект сочетания деликатного льна и сверкающего металла, который можно увидеть на некоторых портретах кисти Ван Дейка того периода, был впечатляющим. Как только пышные круглые воротники исчезли с шеи модников, мужчины начали носить необыкновенно широкие отложные воротники из шитого иглой кружева. Кружева могли выглядывать и из раструбов сапог, и из швов на кюлотах, из плащей или дублетов и даже, как только каноны вошли в моду, становились узкой оборкой вокруг колен. Мужское влияние на кружево чувствовалось даже в узорах на нем. На конце дошедшего до нас кружевного галстука, который, как считается, некогда принадлежал Людовику XIV, изображены военные мотивы: барабаны, штандарты, пушки и два ангела, трубящие победу[264].

На другом берегу Ла-Манша король Яков I демонстрировал еще больше экстравагантности в одежде, чем его предшественница на престоле. Хотя траты на гардероб в последние годы правления Елизаветы I достигли 9535 фунтов, в первые пять лет царствования Якова I на те же цели тратилось 36 377 фунтов ежегодно. И немалая часть этой суммы была вложена в кружева. Накануне свадьбы дочери Якова I Елизаветы и курфюрста Пфальцского в 1613 г. был послан указ в «Большой гардероб» о «шестистах восьмидесяти фунтах и восемнадцати унциях серебряного коклюшечного кружева с блестками, четырехстах шестидесяти фунтах и семи унциях золотого и серебряного плетеного кружева, тридцати восьми унциях золотого и серебряного петельного кружева…». Список продолжался дальше. В целом было перечислено более 1100 фунтов кружева.

Этой моде следовали не только монархи. На протяжении 1590-х гг. лорд Беркли судился со своим портным. Лорд обвинял портного в том, что тот обманул его, использовав меньше серебряного кружева для костюма, чем было заказано, и прикарманил разницу. (Это слуга заметил расхождение в счете, который включал «на 80 унций» больше кружева, чем было обнаружено на готовом платье.) В 1632 г. выяснилось, что пристрастие Карла I к кружевам и тонкому льняному полотну обходится королевству в 2099 фунтов стерлингов в год: общественное недовольство, последовавшее за этим разоблачением, привело к тому, что был составлен план сокращения расходов на королевский гардероб. Монарх был недоволен. (Ему не следовало волноваться. План так и не был приведен в исполнение, а самого короля довольно скоро обезглавили.) Оппоненты короля, вопреки тому, что они проповедовали скромность в одежде, не остались равнодушными к кружевам. Оливер Кромвель, умерший в 1658 г. и знаменитый тем, что велел писать себя «с бородавками и всем прочим», все же был похоронен в платье, отделанном дорогими фламандскими кружевами[265].

На первый взгляд, история кружева – это история роскоши, но, разумеется, всегда есть оборотная сторона, которую надо принимать в расчет. Кружево, которое украшало шеи богатейших людей в Европе и которое до сих пор сияет на их портретах, зачастую создавали, стежок за стежком, при свете свечи бедняки.

В некоторых случаях рукоделие могло обеспечить финансовую стабильность. 1 сентября 1529 г. в городе Амстердаме был издан указ: «Все бедные девушки, старые или молодые, неспособные к плетению кружев или не умеющие заработать себе на жизнь», должны встречаться каждое утро до 6 часов утра, чтобы их бесплатно обучали «прядению и другому ручному труду, посредством чего они смогут себя содержать и не обременять церковный приход»[266].

Несмотря на то что открытие Нового Света и использование новых торговых путей принесло немало богатств в сундуки Старого Света, пропасть между богатыми и бедными увеличивалась. И хотя богатые были готовы платить крупные суммы за кружева, как мы уже видели, эти деньги упорно отказывались течь к тем, кто их создавал. Отчасти по причине того, что кружевницы в подавляющем большинстве были женщинами и не создавали союзы или гильдии. Это имело значение, потому что гильдии давали некоторый статус мастерам, которым могло не хватать его на индивидуальном уровне. Без объединения кружевницам было трудно продемонстрировать экономическую важность своей работы или потребовать повышения оплаты и статуса так же, как позументщикам или красильщикам. (Но строгие правила гильдий могли лишать экономической свободы. К примеру, позументщики, не входившие в гильдию, могли работать только с простой льняной нитью, потому что работа с драгоценным металлом была привилегией гильдии. Но кружевницам гильдии явно не хватало.) Кружевницы, работавшие иглой и коклюшками в неформальных домашних мастерских, были слишком рассредоточены, чтобы организоваться[267].