Движение в Стритхэме нарушилось, и машины еле ползли, когда спустя двадцать минут экс-марксист достиг Брикстона. Он оставил машину в переулке. Снял белый халат и отправил его в мусорный бак. В Колдхарбор-Лейн Джок схватил за горло школьника. Тот перепугался до смерти и без разговоров отдал двадцать фунтов бумажками и кучу мелочи. Воровство — не грех, когда служит благим целям. А Грэхему нужны были деньги, чтобы покрыть расходы на одежду в секонд-хенде и дорогу до Поплара. Без наличности не остаётся никакой надежды, что арт-критик сумеет спасти Христианскую Цивилизацию от Заговора Сатанинских Неоистов!

Джонни Махач ещё не до конца проснулся, когда, повернувшись, наткнулся на женское тело. Скинхед застонал и вылез из постели. Ему стало лучше, когда он задвинул в центр подборку Maytals[60]. «Barn Barn» помогла прочистить туман в голове, а после «54–46 That’s My Number» бутбою хватило энергии поплескать себе в лицо холодной водой и поставить на огонь чайник. Забойный ритм, пыхтящий из-под мелодичного голоса Фредерика «Чувака» Хибберта, помог Ходжесу забыть о свирепом похмелье. Джонни вернулся домой в пять утра, а потом два часа скакал на сучке, которая до сих пор храпит в постели. Учитывая, как он вчера набрался и что он спал от силы четыре часа, бутбой чувствовал себя чертовски хорошо. Вторая чашка чая и «Bim Today», вырывающийся из уорфдейловских[61]колонок, подняли его дух. Осталось меньше двадцати четырёх часов до свидания с Атимой. Дела налаживаются.

Ходжес уставился в окно на Крисп-Стрит-Маркет, раскинувшийся на двадцать три этажа ниже него. Субботние утренние покупатели по-прежнему напоминали муравьёв, но что-то было неправильно. Механически точное течение запрограммированных жизней преобразилось, местные пролетарии действовали так, словно армия чужаков вторглась в их район. Громадная толпа собралась на южной стороне торговой территории. Рыночные торговцы отчётливо проигрывали выручку какому-то непредвиденному конкуренту.

Джонни ворвался в спальню и натянул свежие семейные трусы с Юнион Джеком. Схватил рубашку и любимые штаны. Сидя на кровати, завязал шнурки на ботинках. Этот припадок активности разбудил спящую тёлку. Джонни попытался вспомнить, как её зовут. Имя начиналось на «С», но не Салли, Сьюзен или Сара. Одёжка у неё была бросовая, кроме «сеточки». Слэш, вот как — её кликуха!

— Что случилось? — спросила боевая подруга.

— Что-то странное! — ответил Джонни. — Я такого сроду не видел!

— Но что такое? — настаивала тёлка.

— А хрен его знает, — признал Ходжес. — Поэтому я и хочу посмотреть, что же там происходит!

— Подожди, я пойду с тобой! — приказала Слэш.

— Собирайся бегом! — раздражённо ответил бутбой. — Не хочу всё пропустить!

— Налей мне чаю, пока я оденусь и накрашусь, — попросила боевая подруга.

Джонни потопал на кухню и поставил чайник на огонь. Постепенно до скинхеда дошло, что переполох на двадцать три этажа ниже может быть связан с Карен Элиот и Фронтом Семиотического Освобождения. Он сам передавал инструкции для Акции Неоистов в Попларе, но алкоголь, до сих пор бурлящий в его венах, мешал нормальной работе мозга. Всё равно, происходящее казалось невероятным. Он понимал, что задумка Элиот с хеппенингом в Крисп-Стрит-Маркет заставит Худого долго краснеть от стыда, но не мог поверить, что она взбаламутила местных настолько, что нарушила тупое течение их роботизированных жизней!

Мария Уокер не слышала, как её бойфренд, социальный работник, вернулся домой с покупками на неделю вперед. Внимание доктора целиком поглотила жёсткая порнуха, которую она взяла у Карен Элиот. Смотреть, как семнадцатилетние ребятки с идеальными телами достигают границ своих сексуальных возможностей в компании женщин среднего возраста, было весьма увлекательно. Уокер надо было обсудить важные вопросы с Бобом Сейлсбери-Смитом, но она решила, пускай он сначала сходит за продуктами.

— Что за мерзость ты смотришь! — спросил соцработник. — Я вошёл в «Общество Озабоченных Радикалов Против Порнографии», чтобы остановить безответственных людей, потребляющих антиобщественный материал, унижающий женьчин!

— Этот фильм называется «Юные хуи обслуживают сильно растянутую манду», — дала отпор Мария. — Название, конечно, дурацкое, зато действие зажигательное!

— Не могу поверить, что это происходит в моём собственном доме! — взвыл Сейлсбери-Смит. — Откуда в тебе столько порочности? Какой-то злодей-извращенец забил тебе голову пропагандой ненависти, нацеленной на развязывание сексуальной войны?

— He-а! — огрызнулась Уокер. — Я просто решила, что пора стать раскованной. С меня хватит дерьма, которым нас пичкают дрочилы вроде тебя, мечтающие подвергнуть цензуре даже воображение. Если бы всё шло так, как хочешь ты, мы бы жили в мире, населённом бесполыми роботами, патологически неспособными бросить вызов административной рутине бюрократов с замашками Большого Брата и прочим всем таким правильным подонкам.

— Что ты несёшь? — пролепетал Боб.

— Я говорю тебе, чтобы ты убирался из этого дома, и никогда больше не попадался мне на глаза! — заорала Мария. — Я говорю тебе, что ты в постели — полный ноль, и между нами всё кончено. Я в последнее время трахаюсь с ребятами из попларской банды скинхедов, и я поняла, чего мне так не хватало с тех пор, как мы с тобой познакомились! На самом деле один из них теперь будет жить со мной, он приедет через час!

— Я тебя не ударю! — объявил Сейлсбери-Смит. — Я не выношу насилия! Однако никуда я не уйду, это мой дом! И твой сопляк здесь жить не будет! Он наверняка начнёт избивать тебя, едва я выйду за дверь. Мужчины рабочего класса грубы и невоспитанны, вот почему я вошёл в партию лейбористов, чтобы цивилизовать их!

— Да уж, Бунтыча ты цивилизуешь! — взревела Уокер. — Он просто вышибет тебе мозги! Ради твоей же безопасности я советую тебе собрать чемодан и валить отсюда! Если ты останешься, с моего нового бойфренда станется решить, что ты хочешь уехать на «скорой помощи»!

— Не пытайся запугать меня! — рявкнул социальный работник. — Я остаюсь, это решено! К тому же, я по работе каждый день встречаюсь с хулиганами! Я знаю, как обращаться с ублюдками-пролетариями!

— Ты совсем съехал с катушек! — занервничала доктор. — Ребята, с которыми ты работаешь, сплошь калеки! Бунтыч приедет не в кресле-каталке, он прибежит в ботинках со стальными стаканами!

— В таком случае, — прохрипел Сейлсбери-Смит, — я возьму в гараже молоток. Может, я не выношу насилия, но это не значит, что меня запугают молокососы-расисты и сексисты!

— Кто сказал, что Бунтыч — расист? — нахмурилась Мария.

— Ты сказала, что он скинхед! — триумфально объявил социальный работник. — К тому же всем известно, что большая часть рабочего класса симпатизирует фашистам!