В результате интенсивности и концентрации подачи информации становится неприлично, несправедливо оставлять фактам статус «полуправды», слухов, игнорировать их. Обнародование фактов придает им такую степень publicity, когда не просто «все говорят», а когда «нельзя замолчать», когда уже «надо действовать».

Но где предел, где порог перехода от слухов, отдельных публикаций, дискуссий в блогосфере в некое новое качество? И каков тот институт, который оправдывает действия, обусловленные этим «новым качеством» ситуации?

В этой связи стоит обратить внимание на некоторые особенности современного информационного массового общества. Базовым концептом, характеризующим современное общество, систему отношений в нем, бизнес, науку, политику (как публичной, так и не очень) выступают сети. Сетевой тип связи существовал всегда: от семейных отношений и землячеств до мафии и субкультур. Однако ряд особенностей современной цивилизации, прежде всего, новые информационно-коммуникативные технологии, вывели сетевые отношения на первый план.

Практически все формы социальной активности предстают как проектная деятельность, когда проект выступает поводом активизации некоего фрагмента сети, результатом чего становится поддержание и дальнейшее развитие данного фрагмента социальных сетей. Недаром для характеристики современного общества используются такие выражения как информационное и постинформационное общество или даже – проектно-сетевая цивилизация [Болтански, Кьяпелло 2011].

Из теории и практики PR хорошо известны условия, при которых информация становится новостью. Это должно быть а) что-то важное для широкого круга людей (обычно это экзистенциальные и прочие угрозы благополучию), б) что-то, к чему имеют отношение известные люди, в) что-то, вызывающее скандал.

В современном мире журналисты собирают не более 12–15 % информации, циркулирующих в медиа. Остальная информация предоставлена или инициирована. Более того, о свыше 40 % событий, о которых сообщается в медиа, можно утверждать, что не потому о них сообщается, что они произошли, а они потому произошли, чтобы о них сообщалось. Не потому нам показывают по ТВ, как президент почесал у бычка за ухом, что он это сделал, а он сделал это для того, чтобы нам это показали. Замечательные примеры такого рода «событий» давал «новостной» ряд, связанный с деятельностью В.В. Путина на посту главы Правительства: усыпление усыпленной тигрицы, стрельба из гарпунной пушки по китам, тушение пожара, добывание со дна моря античных амфор и т. п.

Поэтому, чтобы вызвать интерес, привлечь внимание в этом «плоском» сетевом мире, должно произойти некое Событие, запускающее волну общественного интереса. Особую роль играют экзистенциальные угрозы (природные катаклизмы, техногенные катастрофы, экономические и политические кризисы, военные угрозы). Особенно чутко к ним современное массовое общество, в силу сложности технологий, чрезвычайно уязвимое для таких катаклизмов. Причем – в силу глобализации экономического, информационного и политического пространства – в глобальном масштабе.

Можно даже утверждать, что современное массовое общество есть общество алармическое, если не общество хоррора. Что может использоваться и используется в целях политических манипуляций. Общество, приведенное в состояние хоррора, тотальных угроз безопасности, оказывается весьма удобным и пластичным для манипуляции. Примерно именно это мы и имеем в современной России. Примеры слишком очевидны.

Шумное паблисити, привлекающее всеобщее внимание, однако, только полдела.

И тут мы подбираемся к сути дела. Рассматриваемый тип информационных войн – это не просто слухи, отдельные публикации, информация в блогах. Это – некий широкий резонанс в общественном мнении, бьющая в глаза очевидность, возникновение новой реальности, к которой можно апеллировать как факту. И эта новая реальность медийна. Не просто в духе М. Маклюэна «message is media» [Маклюэн 2007], или Н. Лумана – как порождение рефлексивной реальности [Луман 2012], а именно сама реальность, «большое событие» в медиа, задевшее интересы того самого «Третьего», апелляцией к которому, по сути, и является информационная война, и без учета которого разрешение реального конфликта невозможно.

Реальный адресат такой информационной войны – именно этот «Третий»: государственные структуры, властная группировка, лица, принимающие решение… Иногда информационная война дает новое позиционирование хорошо известного факта, стимулируя принятие решение, или демонстрируя, что решение зреет, а то и принято, что уже «можно». Именно так, похоже, и было в случае с Ю.М. Лужковым, «разоблачающая» информационная атака на которого (и его супругу) стала основанием принятия Президентом решения об отставке многолетнего мэра Москвы как «утратившего доверие». Или – показанный по центральным каналам ТВ сюжет о проведенном глубокой ночью обыске у работницы аппарата Министерства обороны РФ. Причем на кухне в ее квартире следователи обнаружили самого министра в домашнем халате.

Отдельного рассмотрения заслуживают случаи, когда «Третий» – инстанция к которой апеллировала информационная война – решение не принимает (как это было в упомянутом случае с М. Саакашвили). Тогда ситуация зависает. Или решение принимает некий возникающий другой «Третий», и конфликт разрешается вмешательством этой новой силы. Например, революцией, или внешней оккупацией.

Кровавые этнические чистки в Сербской Краине Боснии, возбудившие мировую общественность; попытка самосожжения молодого человека в Тунисе; «тысячи» расстрелянных режимом Каддафи, – эти события вытеснили все прочие новости в медийном пространстве, создали некую новую реальность, в апелляции к которой главами ведущих держав мира были сказаны такие слова, взять обратно которые было невозможно – значит, за ними должны были последовать действия. Он и последовали, во всей своей неоднозначности.

Цепочка событий в Тунисе, Египте, Ливии, Иордании, Бахрейне, наконец – в Сирии показывают, что главными акторами этих событий являются два главных центра исламского Востока, претендующие на лидерство: суннитско-вакхабитская Саудовская Аравия и шиитский Иран. Но череда создания Событий была апелляцией к активным действиям стран НАТО, прежде всего – США и Франции, сыгравших ключевую роль в обеспечении смены политических режимов. Можно было предполагать, что за этим должна последовать инициация волны антиамериканских настроений. Она и последовала – вокруг сожжения американскими военными в Афганистане нескольких экземпляров Корана, которые использовались заключенными для переписки. Это Событие дало импульс новой информационной войне с апелляцией уже к исламскому миру с целью его дистанцирования от Запада.

Анализ событий в исламских странах Севера Африки и Ближнего Востока показывает, что ключевую роль в событиях и международной реакции на них сыграли не столько новые информационно-коммуникативные технологии внутри конкретных стран, сколько формирование внешнего информационного контекста в глобальном информационном пространстве. Именно этот контекст создал и создает некую необратимость и задает вектор развития. Тогда как, для сравнения, кровавая бойня тутси и хуту в Африке, в которой погибли миллионы людей, не стала предметом озабоченности мирового сообщества. Просто потому, что эта бойня не попала в медийное пространство, не стала Событием. А не произошло это по одной причине – не было того «Третьего», которому это Событие можно было бы адресовать.