А по вечерам, с первыми сумерками, он незаметно исчезал из дому и возвращался лишь под утро, чтоб немного поспать перед работой. Однажды он то и дело забегал домой с какими-то пакетами, которые складывал в сарае в дальнем углу двора. Мне давно уже бросилось в глаза, что сарай теперь всегда на запоре, тогда как раньше двери его никогда не закрывались. Все это казалось мне весьма загадочным, и я решил напрямик поговорить с отцом.

— Папа, я хочу знать, чем ты занимаешься, — сказал я, когда мы остались одни. — Что в этих пакетах, которые ты так заботливо хранишь в сарае?

— Ты умеешь молчать? — таинственно спросил он.

— Смешной вопрос!

— Я жду ответа!

— Умею молчать, как рыба, как немой, как утопленник. Хватит с тебя?

— Тогда слушай: в этих пакетах фальшивые деньги! — прошептал он. — Надоело жить в нужде, хочу разом разбогатеть. По-моему, это самый быстрый, верный и самый легкий способ. Теперь ты все знаешь, ступай-ка умойся!

— Я уже не маленький, — в голосе моем звучала обида, — и хочу знать про твои дела!

Отец посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.

— Как летит время! — вздохнул он. — Я и не заметил, как ты вырос. Что поделаешь, с родителями такое случается. А почему тебя интересуют мои дела?

— Я мог бы помогать тебе, — претворил я, растягивая слова. — Я могу быть хорошим помощником…

Заявились оба дядюшки, и разговор наш оборвался. Родственники подарили нам кулек конфет и плитку шоколада. Мы поделили все поровну, но моя доля тут же перекочевала к Лазарю — этот маленький обжора с ревом заявил, что умрет на месте, если ему не дадут добавки.

— Значит, это дядя Андра и дядя Тибор, — представил нам их отец. — Дядя Андра и дядя Тибор…

Я с улыбкой посмотрел на дядю Тибора — ведь это был Тибор Рожа, сын дядюшки Михая. С тех пор как мы поселились в Суботице, я частенько относил ему письма и книги в депо, где он работал, или домой, в рабочий поселок. Он весело подмигнул мне.

Вита пристально смотрел на дядю Тибора.

— Что глаза вылупил? — накинулся на него отец. — Никогда не видел людей, или, как это по-научному говорится, homo sapiens?[7]

Вита пропустил мимо ушей вопрос отца и обратился к дяде Тибору:

— А я вас видел! Когда вы с господином Игнатием принесли ящики. У вас все пальто было в масле…

— Тебе померещилось, — поспешил ответить отец. — Он здесь первый раз. Пошли в дом. Играйте, дети. Раз, два, три, кто остался, тот води!

С тех пор родственники наведывались к нам чуть ли не каждый день. Мы вконец запутались в том, кто нам дядя по отцу, кто по матери, кто племянник, кто двоюродный брат. Отец именовал их нашими родственниками. Я привык уже весь мир считать своей семьей, но, признаюсь, два новых родственника окончательно сбили меня с толку.

— Послушай, сынок, — сказал мне как-то отец. — Сегодня мы устроим небольшую вечеринку. Карнавал, маскарад, фейерверк! Я только что был у нашего хозяина. Ты знаешь, он вечно в разъездах и поймать его труднее, чем жар-птицу. Увидел я, что он вернулся, и сразу к нему. «Вот, говорю, газда Фране, плата за пять месяцев — одни золотые дукаты и серебряные гроши!» А он в ответ: «Сядь, Милутин». Разговорились мы с ним, и в конце концов выяснилось — нет, ты просто не поверишь! — что он тоже доводится нам родней. Разве это не чудесно?

— И он наш родственник? — изумился я.

— Один из самых близких! Что-то вроде двоюродного брата. Прекрасный человек!

— Значит, мы не будем платить за квартиру?

— Ты угадал! — весело воскликнул отец. — На эти деньги мы малость кутнем. Дуйте с Пиштой к Турину за вином, потом к мяснику Ленджелу за колбаской. Какой сегодня день? Пятница? Прекрасно! Только смотри, чтоб мать не увидела, как будешь возвращаться. Ах, порой чертовски хочется жить на свете! «Музыканты, подайте мне шотландскую волынку!»

Второй родственник озадачил меня еще больше. Он был огромного роста, голову его покрывала короткая черная щетина, а на улыбчивом лице, точно рассыпанные черешни, темнели большие веснушки. Мне показалось, что он тоже смущен этим неожиданным знакомством.

— Наш родственник! — лаконично сказал отец. — Доктор Моисей Сем.

Я улыбнулся и протянул доктору Моисею руку. Он спросил, как меня зовут. Я ответил.

— Так, так, — сказал он рассеянно, расплылся в улыбке и ушел.

— Ведь он еврей? — спросил я.

— Разумеется, — засмеялся отец. — Он мог бы быть раввином в синагоге.

— Какой же он нам родственник? — вмешался Вита. — Мы же сербы.

— Ваша мать хорватка! — значительно проговорил отец.

— Допустим. А кто у нас еврей?

Отец опять засмеялся:

— Доктор Моисей Сем! Вот кто!

Так я познакомился и подружился со многими нашими родственниками. А вскоре мне представился случай увидеть их всех вместе. Была пасха, и отец пригласил их в гости. Когда все собрались, мать подала им кофе с бутербродами, а потом повела детей во двор, где был большой стол, уставленный разными яствами, раскрашенными яйцами и пирожными.

— А ты чего ждешь? — спросил отец, задумчиво поглядев на меня. — Почему не идешь есть? Или ты не голоден?

— Я хочу остаться! — сказал я, сам удивляясь тому, как серьезно и настойчиво прозвучал мой голос. — На меня ты вполне можешь положиться!

— Гм… — Отец немного подумал. — Оставайся…

В комнате воцарилась тишина. Тогда встал один наш родственник — кажется, его звали Антал — и возгласил:

— Товарищи, заседание окружного комитета Коммунистической партии считаю открытым…

Я неподвижно сидел в углу и смотрел на дядю Андру, дядю Тибора, доктора Сема, счастливый и гордый тем, что я тоже член этой большой и славной семьи.

ВЫБОРЫ

Когда мама делает уборку, мы все ей мешаем. Сядем на кровать — она кричит: «Что вы уселись на кровати?»; переберемся на кушетку — «Другого места не нашли?»; уйдем на кухню — «Только вас здесь не хватает! Ох уж эти мужчины, и какой от вас прок!» Где бы мы ни сели, где бы ни встали — всюду мы ей помеха.

— Сегодня у меня уборка, — сказала мать. — Надеюсь, я выразилась достаточно ясно?

— Еще бы! — воскликнул отец. — Исчезаем до обеда.

— И Пишту возьмем? — спросил я.

— Конечно. Без него мы просто умрем со скуки!

— А куда это вы направляетесь? — поинтересовалась мама. — На факультет, — ответил отец. — Мы же ученые мужи!

— В добрый час, только смотри, Милутин, много не пей!

Не удивляйся, сынок, мама знала, что говорила. Водился за отцом такой грешок, любил он выпить, а выпивши, шумел и распевал бесконечную песню: