– Вы сказали «во время первой грозы», — перебил Беста Крозье. — Что, были еще? У нас здесь прошло несколько, но самые страшные, похоже, бушевали на юге.

– О да, сэр, — сказал Бест. — Каждые несколько часов, несмотря на густой туман, снова начинал греметь гром, а потом волосы у нас вставали дыбом, и все металлическое — пряжки ремней, дробовик, пистолет лейтенанта Гора — начинало светиться голубым светом, и тогда мы находили место, где распластаться на гальке, и лежали там, пытаясь слиться с землей, пока мир вокруг нас сверкал и грохотал, точно пушечная канонада при Трафальгаре, сэр.

– Вы участвовали в Трафальгарском сражении, матрос Бест? — холодно осведомился сэр Джон.

Бест растерянно моргнул.

– Нет, сэр. Конечно нет, сэр. Мне только двадцать пять лет, милорд.

– А я участвовал, матрос Бест, — сухо сказал сэр Джон. — В качестве офицера войск связи на британском военном корабле «Беллерофон», где тридцать три из сорока офицеров были убиты во время одного только этого боя. Пожалуйста, в дальнейшем воздержитесь от употребления метафор или аналогий, неизвестных вам по личному опыту.

– Слушаюсь, сэр, — пролепетал Бест, теперь пошатываясь не только от усталости и горя, но еще и от ужаса, что допустил такую бестактность. — Я прошу прощения, сэр Джон. Я не хотел… я имею в виду… мне не следовало… то есть…

– Продолжайте ваш рассказ, матрос, — сказал сэр Джон. — Но поведайте нам о последних часах жизни лейтенанта Гора.

– Слушаюсь, сэр. Ну… я бы не смог перебраться через гряду айсбергов, если бы лейтенант Гор не помогал мне — благослови его, Господь, — но в конце концов мы перебрались и вышли на лед, откуда оставалась миля или две до лагеря, где мистер Дево и остальные ждали нас, но потом мы заблудились.

– Как вы могли заблудиться, — спросил командор Фицджеймс, — если вы шли по санному следу?

— Я не знаю, сэр, — сказал Бест бесцветным от горя и усталости голосом. — Был туман. Очень густой туман. Большую часть времени видимость не превышала десяти футов в любом направлении. От солнца все вокруг словно светилось и казалось плоским. Мне кажется, мы перебирались через одну и ту же торосную гряду три или четыре раза и после каждого раза все больше теряли ориентацию. А дальше на море были широкие участки голого льда, где снег смело ветром и сани не оставили следа. Но на самом деле, сэр, я думаю, мы с лейтенантом Гором спали на ходу и просто потеряли след, сами того не заметив.

– Хорошо, — сказал сэр Джон. — Продолжайте.

– Ну, потом мы услышали выстрелы… — начал Бест.

– Выстрелы? — переспросил командор Фицджеймс.

– Так точно, сэр. И мушкета, и дробовика. В таком тумане, да когда звук отражался от айсбергов и ледяных гряд вокруг, казалось, будто выстрелы доносятся сразу со всех сторон одновременно, но они раздались близко. Мы принялись кричать в туман и довольно скоро услышали ответные крики мистера Дево, а через полчаса — когда туман немного рассеялся, — мы наткнулись на стоянку. Ребята залатали палатку за тридцать шесть часов нашего отсутствия — более или менее залатали, — и она стояла подле саней.

– Они стреляли, чтобы подать вам сигнал? — спросил Крозье.

– Нет, сэр, — ответил Бест. — Они стреляли в медведей. И в старого эскимоса.

— Объясните, — велел сэр Джон.

Чарльз Бест облизал обветренные растрескавшиеся губы.

— Мистер Дево сможет объяснить лучше меня, сэр, но суть дела такова: когда днем раньше они вернулись обратно к складу на море, они обнаружили, что все банки с продуктами измяты, продырявлены, разбросаны и испорчены — медведями, по всей видимости, — поэтому мистер Дево и доктор Гудсер решили завалить нескольких белых медведей, которые продолжали бродить вокруг лагеря. Они подстрелили самку и двух медвежат перед самым нашим появлением и принялись свежевать туши. Но затем они услышали звуки движения поблизости — то самое покашливание и шумное дыхание в тумане, которое я описывал, сэр, — а в следующую минуту два эскимоса — старик и женщина — вышли из-за торосной гряды в тумане в своих белых мехах, и рядовой Пилкингтон пальнул из мушкета, а Бобби Терьер пальнул из дробовика. Терьер промахнулся, но Пилкингтон всадил пулю в грудь мужчине. Когда мы с лейтенантом добрались до них, они уже притащили раненого эскимоса и куски медвежатины обратно в лагерь, оставив на льду кровавые полосы, сэр, по которым мы и шли последние ярдов сто, и доктор Гудсер пытался спасти жизнь старому эскимосу.

— Зачем? — осведомился сэр Джон.

На этот вопрос Бест не знал ответа. Все остальные хранили молчание.

– Хорошо, — наконец сказал сэр Джон. — Через сколько времени после вашего воссоединения со вторым помощником Дево и прочими в лагере произошло нападение на лейтенанта Гора?

– Не более чем через тридцать минут, сэр Джон. Может, раньше.

— И что спровоцировало нападение?

– Спровоцировало? — повторил Бест. Взгляд у него казался рассеянным. — Вы имеете в виду что-нибудь вроде стрельбы по белым медведям?

– Я имею в виду, при каких именно обстоятельствах произошло нападение, матрос Бест? — сказал сэр Джон.

Бест потер лоб, открыл рот, но прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он заговорил:

— Да ничего не спровоцировало. Я разговаривал с Томми Хартнеллом — он лежал в палатке, с перевязанной головой, но снова в сознании, и ничего не помнил с момента начала первой грозы; мистер Дево присматривал за Морфином и Терьером, которые разжигали две спиртовки, чтобы приготовить медвежатину; доктор Гудсер снял с эскимоса парку и обследовал ужасную рану в груди старика; женщина стояла рядом, наблюдая за происходящим, но в тот момент я ее не видел, поскольку туман снова сгустился; а рядовой Пилкингтон стоял на часах с мушкетом, когда лейтенант Гор вдруг закричал: «Тише все! Тише!» — и мы все разом умолкли и застыли на месте. В тишине слышалось лишь шипение спиртовок да бульканье воды в больших котелках — мы собирались состряпать подобие рагу с медвежатиной, полагаю, — а потом лейтенант Гор достал пистолет, зарядил, взвел курок и отошел на несколько шагов от палатки, и…

Бест осекся. Взгляд у него приобрел отсутствующее выражение, рот был по-прежнему открыт, и на подбородке блестела слюна. Он явно видел перед собой не каюту сэра Джона, а некую картину, вставшую у него перед мысленным взором.

— Дальше, — велел сэр Джон.

Бест судорожно пошевелил губами, но не издал ни звука.

— Продолжайте, матрос, — сказал капитан Крозье более мягким голосом.

Бест повернул голову в сторону Крозье, но глаза у него по-прежнему смотрели куда-то вдаль.

– Потом… — начал Бест. — Потом… лед вдруг поднялся, капитан. Он просто поднялся и окружил лейтенанта Гора.

– О чем вы говорите? — раздраженно спросил сэр Джон после следующей минутной паузы. — Лед не может просто взять и подняться. Что вы видели?