Гости поблагодарили Мусу и вернулись к машине. Алекс поднял глаза к зловеще потемневшему небу. Муса Келифи все же сказал им нечто такое, на что следовало бы обратить внимание и о чем Алекс тем не менее заговорил не раньше, чем они достигли Кунгсхольмена.

— Кто-нибудь что-нибудь слышал о том, что у Захарии есть сестра в Швеции? — спросил он.

Вероника задумалась.

— Честно говоря, я не настолько хорошо знаю дело Захарии.

Алекс достал мобильный и набрал номер Эден.

— Вы знали, что у Захарии Келифи есть сестра? — повторил он.

— Полагаю, у него много сестер, — удивилась Эден.

— Я имею в виду, здесь, в Швеции.

Несколько секунд Эден молчала.

— Нет, — сказала она наконец.

Алекс завершил разговор.

Когда мама Эрика Рехта умерла, он обнаружил отца плачущим в кабинете. Эрик растерялся. Он не знал, должен ли утешать папу или будет лучше оставить его одного. В конце концов Эрик решил как-нибудь заявить о своем присутствии и прокашлялся, прочищая горло:

— Ты в порядке, папа?

— Все хорошо, — ответил Алекс.

На этом все и закончилось. Эрик ушел, оставив отца наедине с горем. Никогда еще дистанция между ними не казалась такой огромной.

«Мы так и не смогли приблизиться друг к другу», — думал Эрик.

Выслушав эту историю, Клаудия во всем обвинила его. «Ты должен был утешить отца, — говорила она. — Нельзя оставлять пожилого человека в таком состоянии».

Пожилого человека.

Именно таким его воспринимала Клаудия и все остальные. Старым и уставшим от жизни. Исключение представляла разве что Диана. Эрик до сих пор не мог взять в толк, что нашла в его отце эта симпатичная деятельная женщина.

Правда, Алекс умел произвести впечатление авторитетного, уверенного в себе человека. Эрик часто жалел, что так и не смог перенять у него этого качества. Рядом с Каримом он всегда чувствовал себя маленьким и незначительным, и дело было не только в физических данных.

Разумеется, Карим занимал пост командира экипажа и нес бульшую ответственность. Однако само по себе это не означало, что он знает больше Эрика. Между тем Эрику казалось именно так, и сейчас он почему-то не сомневался, что одному только Кариму известно, чем закончится этот рейс.

Им еще раз звонили из полиции и САЛ. Карим не желал ничего слышать, он твердо решил следовать указаниям угонщиков. Но когда подали голос американские власти, он насторожился. Они велели ему держаться вне воздушных границ США и ждать дальнейших сообщений. С этим он согласился — по крайней мере, на время.

— А что будет, если мы возьмем курс на Нью-Йорк? — спросил Эрик.

Карим скосил глаза в его сторону:

— Надеюсь, они выполнят оба условия и мы благополучно приземлимся.

Эрик почувствовал, что ему трудно дышать.

— Но тогда мы нарушим требования террористов, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Оба условия должны быть выполнены, пока в самолете не закончится топливо. Но его у нас гораздо больше, чем требуется, чтобы долететь до Нью-Йорка.

На лице Карима как будто появилось выражение облегчения.

— Вот, значит, как… — Он замолчал. — Я и сам думал об этом. Когда долетим до Вашингтона, я начну кружить, пока не выйдет время. А потом запрошу разрешения на посадку, если, конечно, к тому времени они всё успеют.

Сердце Эрика заколотилось.

— До Нью-Йорка, ты хотел сказать? — поправил он.

— Что?

— При чем здесь Вашингтон? Это же рейс на Нью-Йорк.

Внезапно воздух в кабине показался Эрику таким спертым, что стало нечем дышать.

— Я оговорился, — кивнул Карим. — Конечно, до Нью-Йорка.

Но Эрик ему не поверил.

На лбу Карима выступили капельки пота. Голос Эрика стал хриплым от напряжения:

— Черт возьми, Карим! Нам надо поговорить. В конце концов, что происходит!

Но Карим молчал, так что Эрику захотелось его ударить.

— Я ничего не понимаю, — продолжал Эрик. — Понятия не имею, в какое дерьмо ты вляпался, но я хочу, чтобы ты уяснил для себя одно: я не играю с человеческими жизнями. На меня в этой авантюре можешь не рассчитывать.

Эрик поднялся и демонстративно направился к выходу. Краем глаза он заметил, что на Карима его демарш не произвел никакого впечатления. Слушал ли он его вообще?

Эрик нажал на дверную ручку. Он должен позвонить отцу и спросить совета. А потом он возьмет управление на себя и посадит эту чертову машину.

Прежде чем выйти из кабины, Эрик еще раз оглянулся на Карима. Тот выпрямился в кресле и смотрел перед собой, в голубое небо. Однако Эрик чувствовал: Карим только и ждет, когда он исчезнет.

«Если я выйду, он больше не впустит меня в рубку», — догадался Эрик, после чего вздохнул и вернулся на место.

— Ты раздумал? — спросил Карим, не спуская с него глаз.

— Я остаюсь.

Если Сасси и волновался, то он не подавал виду. Вскоре ему взбрело в голову оповестить пассажиров о возможном опоздании. Карим включил микрофон и недрогнувшим голосом объявил, что рейс существенно затягивается по причине неблагоприятных погодных условий, добавив, что оснований для беспокойства нет, поскольку на борту имеется достаточный запас топлива и команда делает все, чтобы предотвратить возможные для пассажиров неудобства.

Оставалось надеяться, что увещевания Сасси подействовали. На борьбу с беспорядками на борту времени не было.

В кабине повисла гнетущая тишина. Лишь одно слово пульсировало в мозгу Эрика, заполняя собой все его сознание: «Вашингтон».

Конца рабочему дню не предвиделось. Сейчас Фредрика Бергман знала только одно: она не уйдет домой, пока история с самолетом так или иначе не закончится. После шести позвонил Спенсер.

— Как ты? — поинтересовался он.

— Нормально, — успокоила мужа Фредрика. — Только, похоже, к ужину домой не успею. Так что индийскую кухню попробуем в следующий раз.

Они поговорили о том, что приготовить детям поесть и как их завтра одеть. «Как так получилось? — недоумевала про себя Фредрика. — Как могли во мне, закоренелой карьеристке, проснуться материнские инстинкты?»

Эволюция Спенсера представлялась ей менее драматичной: от бездетного женатого профессора шестидесяти с лишним лет до отца двух детей. Тем не менее Фредрика не усомнилась в нем ни на минуту. В их отношениях все оставалось просто и понятно: он принадлежал ей, она — ему. Это вселяло уверенность.