И совсем не походила на Риту. Ничем.

– Доброе утро, – хмуро сказал Сергей Борисович, торжествуя, что сумел побороть в себе юношескую память.

– Ой! – воскликнула она. – А я не успела... Но я сейчас!

– Не спеши, – сказал и скрылся в ванной.

Сразу же после завтрака Антонина ушла, чтобы их никто не увидел вместе. А Сергей Борисович, едва явившись на работу, первым делом распорядился, чтобы новенькую техничку поселили в рабочем общежитии. Конечно, его излишнее внимание к ней наверняка было уже замечено, однако пока еще ничего не случилось и он был чист перед всеми.

Вечером, оставшись в кабинете после рабочего дня, Сергей Борисович понял, что сидит и ждет Антонину. И как только понял, сразу же оделся и пошел домой, но она встретилась в коридоре. Огляделась, тихо поздоровалась и сообщила, что ее вселили в общежитие, да еще в отдельную комнату. Это значило, что об особом внимании председателя облисполкома к техничке известно даже комендантам в рабочей общаге, но думать сейчас об этом он не мог физически, ибо ее затаенный восторг, словно магнитное поле, мгновенно захватил все мысли.

– А хочешь продолжение сказки? – прошептал он.

Темные ее глаза блеснули и налились огнем.

– А она со счастливым концом?

– Все сказки заканчиваются счастливо.

– Хочу!..

– Приходи, – обронил он и ушел, как вчера.

На сей раз Антонина пришла позже, когда он, приготовив ужин с вином и цветами, уже изнывал от ожидания. Она увидела стол и обернулась к нему.

Антонина выросла в деревне, после десятилетки работала доярочкой на ферме, жила среди простых, незадачливых людей и носила табачную фамилию Махоркина, но в ней была глубинная, природная и даже вызывающая практичность, более характерная для городских.

– Что вы от меня хотите, Сергей Борисович? Скажите сразу.

Он был готов сделать ей предложение, но этот ее вопрос как-то мгновенно обескуражил и разрушил намерения. Он полагал, что Антонина ахнет, восхитится, а потом сядет и будет с невинным видом ждать, что же произойдет дальше, – то есть захочет поиграть с ним. Ибо считал, что отношения двоих всегда игра и все должно происходить играючи, как однажды у них произошло с Ритой. Он вообще не любил практичных отношений во всех видах.

– Ничего не хочу, – проговорил он. – Просто обещал сказку...

Она расценила это по-своему или вообще не поняла, о какой сказке речь, и большую часть вечера просидела настороженной и задумчивой – не такой, как вчера: вероятно, что-то взвешивала, решала и в какой-то момент преобразилась, повеселела.

И тогда он включил радиолу и пригласил танцевать.

– Это правда сказка. – Голос ее растеплел, и шепот сливался с мягким шорохом волос. – Я вчера вас так боялась... Просто в ужас приходила! Вдруг придете... Полночи не спала.

– А сегодня?

– Сегодня уже не боюсь.

Это было приглашение.

Весь вечер он крадучись наблюдал за ней, ловил всякое движение – поворот головы, взмах руки, отлет волос – от Риты ничего не осталось.

Значит, это было в нем, а не в ней.

Он тихо, про себя, радовался такой перемене. Он чувствовал тепло руки, прикосновение ее груди, ощущал под платьем движение тела, но от вчерашнего буйства страсти не осталось следа.

И этому он радовался.

Во втором часу они сдержанно распрощались на пороге зала и разошлись по разным комнатам.

– У меня такого никогда не было, – шепнула она. – Что у нас в деревне? Тоска, парни на танцах за грудь хватают, под подол лезут...

Эта ее внезапная откровенность неприятно поразила его, ибо он представил, как ее хватают за грудь и лезут под подол. И этим окончательно смиренный, он лег и почти сразу заснул под легкие шаги в коридоре и журчание воды на кухне: Антонина мыла посуду.

А проснулся оттого, что ощутил движение совсем рядом, и открыл глаза...

Никого нет. Свет уличных фонарей бил сквозь тонкие шторы, и вся комната хорошо просматривалась. Он не поверил, привстал, ощупал рукой пространство, где только что было движение, вернее, оставшийся от него световой смазанный след, – пусто...

Она приходила. И долго стояла здесь, ибо он ощутил витающий в воздухе запах ее дыхания.

И вдруг подступил колющий, словно ледяная вода, холод и достал до подбородка.

Еще полусонный, смущенный обманчивым призраком, он встал, приоткрыл дверь в смежную комнату, так же тускло освещенную и наполненную едва ощутимыми движениями: на белой постели черным веером разлетелись волосы, которые он узнал в тот же миг – Рита! Она доверчиво и безмятежно спала, сбросив одеяло до пояса, поскольку рано дали отопление и в квартире было жарко. Но когда сделал несколько неуверенных шагов вперед, влекомый едва уловимым неясным движением, то вдруг плоская картинка в неверном свете преобразилась и обрела объем.

Она не лежала, как показалось, а сидела и протягивала к нему руки. Только почему-то темные, пышные волосы поднимались над ее головой полукруглым ореолом.

– Поцелуй меня, – попросила, как тогда.

Он встал на колени и с мужской жадной нежностью обнял узенькие плечики...

И это был не сон и не бред воспаленного юного разума.

Следующим утром, когда пришел на работу, ему передали телефонограмму, подписанную Балановым. Это был срочный вызов в ЦК, и Сергей Борисович решил, что обкатка в провинции закончилась и что Антонина, не в пример Рите, приносит счастье. И одновременно спохватился, что так и не выполнил наказа – не женился, и надо немедленно исправлять положение.

Прежде чем ехать в аэропорт, он заскочил в облисполком с надеждой увидеть Антонину, где она по утрам ухаживала за цветами, а вечером мыла два этажа. Он пробежал по коридорам, но нигде ее не встретил, и тогда, отбросив условности, зашел в хозотдел, велел, чтоб немедленно разыскали техничку – все равно все знают, провинциальный город, как большая деревня...

Через несколько минут Антонину привели и предусмотрительно оставили одних. Она стояла с лейкой в руках и ничего не понимала, испуг выдавала дрожащая прядка волос, выбившаяся из-под косынки.

Сергей Борисович отнял лейку, сдернул косынку.

– Антонина, выходи за меня замуж! – не предложил, а потребовал.

– Да что вы, Сергей Борисович? – В темных глазах мгновенно накопились слезы. – Смеетесь надо мной?

И потянулась за своим инструментом.

– Хочу, чтобы ты стала моей женой! – отчеканил он.

Слезы ее мгновенно высохли.

– Только сразу же уедем, – прошептала она. – Далеко и навсегда.

– Обязательно уедем! – заверил он. – Далеко и навсегда.

– Я согласна, – одними губами промолвила она. – Но так боюсь...