— Эту машину? С чего я должен узнавать эту машину?

— Не знакома она тебе? Ни о чем не напоминает? Ни к чему тебя не может привезти?

— Не-ет, слушай, с чего бы? Она, может, меня и везет, но чтоб я знал, куда.

Шутка. Думай, гад, сказал Тони. Нет состраданию.

— Не водил ее никогда?

— Чего? Это моя была? Никогда у меня такой машины не было. — Он определенно не помнил.

— А водителя?

— Что?

— Парня за рулем, моего друга Тони. Ты его помнишь?

— Я его не вижу. Пускай повернется.

— Остановите машину, Тони.

Тони Гастингс сбавил скорость и остановился на гравийной обочине длинной прямой дороги. Он чувствовал тяжкие глухие удары сердца вкупе с потрясающим сладострастным испугом и еще разное. Предстояло испытание — он успел забыть, как это будет страшно.

— Повернитесь, пусть он на вас посмотрит.

Ревущий грузовик качнул их машину валом ветра. Тони повернулся. Мужчина в белой бейсбольной форме с «Шевроле» на груди, лицо под клювом кепки. Устремленные на него глаза, маленький рот с зубами на вырост. Все, как он помнил, но не точно так.

— Кто это такой? — спросил Рэй.

— Ты его не помнишь?

— Не скажу, чтоб помнил.

Он жевал — чуть заметно двигалась челюсть, — уставив на Тони опасливый, неузнающий взгляд. Тони видел все — выкат его глаз, красные бисеринки в их уголках, красные прожилки на белках и нос, ноздри, волосы в ноздрях, кривизну двух передних зубов, один выпяченный, сколотый, — глядел на него, ждал.

— Вы его помните, Тони?

— Да.

— Освежите ему память.

— Я тебя помню, — сказал Тони.

— Скажите ему, где все было.

— Прошлым летом, на федеральной трассе, у выезда с Бэр-Вэлли.

Глаза Рэя смотрят на него, пристально, выжидающе.

— Скажите ему, что про него помните.

Тони глядел на глаза Рэя и не знал, сможет ли он это сказать. Он попробовал.

— Ты убил мою жену и дочь. — Он слышал, как подрагивает его голос, словно он врал.

Он увидел, как большие глаза мужчины чуть расширились, жевание унялось, других перемен не было.

— Ты с ума сошел. Я никогда никого не убивал.

— Расскажите ему, как все было.

— Ты и твои дружки на шоссе. Вы столкнули нас с дороги. — В голосе Тони звучный скрежет, дрожь от принуждения говорить.

— Скажите ему, кто были его дружки.

— Лу и Турок.

— Помнишь это, Рэй? Помнишь, как валяли дурака на шоссе, гоняли на слабо с другими машинами?

Голос у Рэя очень мягкий.

— Ты с ума сошел.

— Вы заставили нас остановиться, и у нас было спущено колесо. Лу и Турок его починили. Потом ты и Турок сели в мою машину к моей жене и дочери и загнали меня в вашу к Лу.

— Потом что, Тони?

— Лу завез меня в лес и вытурил. Мне пришлось оттуда выбираться.

Он думал: этот человек наслаждался, унижая меня, и не наслаждается ли он снова под своей наглухо закупоренной маской, слушая мою исповедь?

Его голос стал тверже, он утверждал, превращал унижение в отмщение.

— Потом вы вернулись в лес на моей машине. Ты позвал меня, пытался заманить в ловушку. Вы поехали туда, где Лу меня оставил. Затем, когда вы выехали на дорогу, вы пытались меня сбить.

— Зачем вы туда возвращались, Рэй?

— Ты с ума сошел.

— Скажите ему, что мы там нашли, Тони.

— Вы скажите.

— А надо? Ты ведь сам знаешь, правда, Рэй?

— Ты с ума сошел. Я не знаю, о чем ты таком говоришь.

— Тела моих жены и дочери, которые вы туда отвезли и выбросили.

Образ двух белых манекенов, следом — двух спеленатых коконов вызвал нежданное воспоминание о тогдашней боли, подернул глаза Тони Гастингса влагой, мужчина мог это увидеть. Он заметил, это пробудило в нем спрятанную за маской похоть, и Тони на миг увидел улыбку, ее было мало, но в самый раз, ту улыбку, которую он видел прошлым летом, тогда зверскую и презрительную, — в самый раз, чтобы разжечь в Тони его почти позабытый гнев и вышибить из его головы жалость. Маска вернулась на место, но для Рэя было уже поздно.

— Это ты, — сказал Тони. — Я тебя знаю.

— Что скажешь, Рэй?

— Ты с ума сошел.

— Ладно, поехали в Грант-Сентер. Пожалуй, я тебя арестую.

— Слушай, ты делаешь ошибку.

— Я так не думаю, Рэй.

По дороге в Грант-Сентер Тони не оборачивался. Он кусал губу — детская привычка, чтобы нервы не разгулялись. Он был полон злой радости и ехал быстро.

Сьюзен Морроу продолжает читать — на этом месте перерыва не будет, — ликует от поимки Рэя, предвкушает дальнейшее. Ей хорошо, она с удовольствием насладится добрым вымышленным гневом.

Ночные животные 19

Думай о Рэе, вдумывайся. Он надежно заперт в камере через дорогу, Тони Гастингс не спит в холодном мотеле, думает о том, что говорила Рэева грязная улыбочка. Вызывает эти слова: я тебя помню. Ты тот малый, что дал нам увезти своих женщин. Раз не можешь за них заступиться как надо.

Утром он пошел в полицейский участок, позавтракал в столовой с Бобби Андесом. Глаза у Андеса были в кровяных ниточках, глубокие бороздки на лице оттянули кожу над зубами, ярость и недовольство сделали глубокие зарубки под глазами и вокруг носа. Он шел с подносом как старик, прихрамывая, — раньше Тони этого не замечал. Кожа у него как будто окислилась.

— Черт, — сказал он.

— Что?

— Блядь, говорю.

— Я так и понял.

Он склонился над яичницей, рукой забрасывая обратно в рот то, что из него вываливалось. Добравшись до третьей чашки кофе, он откинулся на пластмассовом стуле.

— Итак, — сказал он. — Я хочу устроить вашему другу Рэю короткую экскурсию, расшевелить его память. Хочу, чтобы вы поехали с нами.

— Куда?

— По достославным местам Бэр-Вэлли.

Тони немного испугался:

— Я вам нужен?

— Да.

— Зачем?

— Ему полезно.

Тони Гастингсу подумалось, что у Бобби Андеса было еще какое-то намерение, но он не мог сообразить какое.

Охранник с пистолетом, свистком и ключом отпер железные наружные двери, дверь камеры и вывел Рэя Маркуса в солдатской рабочей одежде, с непокрытой головой, бейсбольной формы больше не было. У него был лысый лоб, который помнил Тони.