были – в состоянии войны всех против всех. Все морально равны и каждый противостоит всем. Ну ладно, я преувеличил. Исходная война одиночек – выдумка философов. Реальность прямо противоположна – не из войны одиночек получается общество, а из общества получается война одиночек. Есть ли еще какие-то изменения? Безусловно.

Во-1-х, изменились методы войны. Борьба ведется (будем оптимистами!) по правилам. Нормы покрывают все аспекты взаимодействия. Если это физическое насилие – применяются нормы демократической процедуры. Если экономическое – честная конкуренция. Если борьба идей – авторы стараются излагать свои мысли логично, ясно и доходчиво, а не просто обзывать оппонентов идиотами. По крайней мере, когда они этого не заслуживают.

Во-2-х, изменились цели борьбы. Если раньше на кону стояло выживание, то сейчас картина стала очень необычна. Цели размножились. Наряду с естественными – за власть, собственность, место в иерархии, появились новые – идеи. Люди идут на баррикады за идеи! Откуда они взялись? И почему люди следуют правилам борьбы?

Развитие мозга, грамотность и щадящие условия для воспитания здоровой детской психики имели неизбежный итог – религия устарела. Людей больше не устраивают сказки. Но что вместо них? Почему люди моральны, ведь все равно идет война? Наука на этот вопрос ответить не в состоянии, потому что она занимается реальностью, а не выдумками. Как ни крути, мораль – насилие над собой, ведущее к поражению в войне. Естественно, людям становится обидно и тогда насилие над собой автоматически распространяется на других. Да еще как! Число убитых за собственность не идет ни в какое сравнение с числом убитых за мораль. Мораль вызывает насилие! Собакой вертит хвост! И чтобы оправдать насилие над другими, люди теперь выдумывают идеалы – насилие все больше совершается не за чьи-то конкретные, признанные судом вины, а для пользы дела. Люди обнаружили цель – мы видим пробуждение осознанной этики, пусть пока и уродливой, порожденной скорее агрессивной природой гомо-сапиенса, чем его чистым разумом. Религии сменяются идеологиями, где целью борьбы и смыслом жизни обьявляются то свобода, то коммунизм, то общее благосостояние, то бог знает что еще. Люди обьединяются в борьбе за правильное будущее, за справедливость, но проблема в том, что никто не может это толком определить. Возникает вопрос, есть ли она на самом деле или справедливость – только надуманное оправдание неизбывной страсти гомо-сапиенса к насилию?

– Необьективная этика

Разумеется есть. Борьба не напрасна. Насилие все больше отдаляется от человека и уходит в область абстракций. Размышления вытесняют эмоции. Баланс интересов, что лежит в основе справедливости и норм, не может достигаться силой, нужны иные аргументы и разум их старательно ищет. Не скажу конечно за всех, но мы с вами заняты именно этим. Что же показывают нам чертежи?

Что пришествие общего договора идет параллельно процессу рождения единой этики – все менее субьективной. Баланс, мир и всеобщее согласие об окончательном отказе от насилия возможны – но только в результате полного отчуждения и нейтральности, когда стороны не связаны никакими лишними эмоциями. Ощущать моральное равенство мало – надо научиться ему следовать, осознанно и целенаправленно, истребить привязанность к коллективу и собственному "я" и заменить весь этот исторически-биологический балласт разумной, волевой обьективностью. Из морального равенства следует именно такая этика – максимально обьективная. Только подобное отношение к людям, свободное как от альтруизма, так и эгоизма, способно поставить все стороны договора на действительно равную платформу и тем создать справедливые нормы, исключающие всякое насилие. Очевидно, что эта этика также максимально универсальна, не зависит ни от культуры, ни от традиций, ни от чего-то еще, включая земное притяжение, откуда мы можем предположить, что это – та самая, искомая нами цель морального прогресса.

Но пока о ней говорить рано. Та коллективная мораль, что успела за миллион лет отложиться в гены, безусловно не годится, а у этики своего миллиона лет в запасе не оказалось. Вместо этики, ориентированной на посторонних, мы видим ориентированный на посторонних эгоизм, ошибочно ассоциируемый со свободой. Изобретение научного индивидуализма – мировоззрения верховенства экономической выгоды при отказе от физического насилия – было честной ошибкой пытливого разума. Практика оказалась печальна и пунктир альтруизма на рис.1.6 попал на вражескую территорию. Возникший моральный упадок вполне может обьясняться этой неудачей – идеалы в очередной раз подвели и война разгорается с новой силой. Продвижение этики договора критически важно. Но кому он нужен сейчас, во времена морального упадка? Зато продвижение индивидуализма, принципиально не способного нести моральную нагрузку, но способного принести пользу экономике и демократии, выгодно буквально каждому индивиду.

Вернемся к нашей эволюции. Дальнейший прогресс индивидуализма логично привел к появлению экономики и экономистов, к окончательному разрушению коллективистского доверия и замене его чистым расчетом и насильственным рынком. Уже в достаточно большой семье люди оказывают услуги в расчете на взаимность. Вне семьи надежд на альтруизм нет вообще. С другой стороны, честная торговая психология не сформировалась. На рынке услуги как правило разовые, с окончательным расчетом на месте. Тут даже взаимно-ответный альтруизм невероятен, т.к. стороны могут никогда не встретиться и информация об обмане легко потеряется. Разрушение альтруистических традиций и отсутствие этических норм доходит до стадии, когда рынок становится возможен только под давлением государственного насилия, которое заменяет отсутствующую рыночную этику целенаправленно сконструированными нормами. "Мы" умирает и повсеместно заменяется на "я".

6 Современность

– Исчезновение территориальности

Так мы незаметно подобрались к современности, описать которую проблематично по причине быстро меняющейся в худшую сторону ситуации. Но попробую. Когда грянула нынешняя эпоха, реальные границы макро-коллектива оказались уже почти чисто формальны, а формой микро- стала минимально возможная семья, граничащая с одиноким индивидом (рис. 1.10). Меж коллективов наступил мир, но война, само собой, не кончилась. Поменялся только враг – теперь он стал неосязаемым и невидимым. Врагами являются все, кто думает иначе, кто голосует не так, кто конкурирует за ресурсы, влияние и возможности. Изменяются критерии моральной близости между людьми. Территориальные границы не обязательно отделяют своих от чужих. Люди приучаются не замечать внешность. Людей группирует не столько коллективная идентичность, сколько идеи и интересы. Классовая солидарность пересекает границы – власти обьединяют усилия, меньшинства поддерживают собратьев, а компании, акции и операции становятся глобальными. Коллектив в том виде, как он был раньше, начинает исчезать. Размежевание между людьми все сильнее происходит по линии не физического, а экономического и идеологического насилия.

Разумеется, описанная идиллия – все еще не вполне "современность", в