Саймон отпустил ее сосок, и поток воздуха пронесся по влажной напряженной вершинке. Он наклонил голову и окинул ее взглядом, его серые как сталь глаза сузились, когда он увидел, где были ее руки.

Его как будто загипнотизировал вид ее пальцев, вцепившихся в изголовье кровати.

— Хорошая мысль.

— Что ты имеешь в виду? — Ее голос превратился в хриплый шепот, но в этот момент она была неспособна на большее.

— Пленницу нужно связать, ты так не думаешь? Чтобы она не могла убежать.

Саймон чуть не рассмеялся, увидев выражение ее лица при этих словах, но сейчас он вряд ли мог смеяться. Он едва был способен говорить. Он хотел зарыться между ее ног, почувствовать влажный жар ее чуть припухшей нежной плоти.

— Ты хочешь привязать меня к кровати? — спросила она пискливым, как у мышки Минни, голосом.

Он накрыл руками ее пышные груди и сжал их вместе, потом поцеловал соски, которые свел так близко.

— Да.

Она молчала так долго, что Саймон подумал, она собирается сказать «нет». Он омывал языком сладкие раскрасневшиеся ягоды, полностью готовый забыть об игре, если она этого захочет. Ему была нужна она, ее тело, ее щедрая и доверчивая страсть. Она. Не больше. И не меньше.

— Хорошо.

Он вскинул голову и заглянул в карие оленьи глаза, наполненные желанием.

— Ты можешь привязать мои руки к кровати.

Он почувствовал возбуждение. Не от мысли, что привяжет свою возлюбленную, а от осознания, что она до такой степени доверяет ему.

Он на коленях приблизился и широко развел ее бедра. Она тяжело вдыхала и выдыхала, ее раскрасневшаяся и возбужденная плоть трепетала.

Если бы он так сильно не хотел быть внутри ее, он мог бы всю ночь смотреть, как она вот так дышит. Он провел кончиком пальца по гладкой коже ее живота.

— Малышка, ты прекрасна.

— Нет.

Гнев, равный его страсти, охватил его.

— Ты красива и можешь, черт побери, перестать обвинять меня во лжи. Ты самая красивая, сексуальная, самая невероятная женщина, которую я знаю, и если ты снова попытаешься отрицать это, я заткну тебе рот.

Она рассмеялась, этот звук был почти так же прекрасен, как она сама.

— Ты не можешь заткнуть мне рот, потому что тогда мы не сможем целоваться.

Она была права.

— Тогда я заставлю тебя замолчать поцелуем.

Ее губы изогнулись в улыбке Моны Лизы.

— Предполагается, что от этого я должна стать хорошей… или плохой?

Он застонал.

— Кокетка.

Перегнувшись через нее, он дотянулся до ящика тумбочки и открыл его. Коробка презервативов, которую Джейкоб презентовал Саймону на следующий день после того, как застал Аманду спящей в его объятиях, попалась ему на глаза, но сейчас он искал припрятанные там антистатические ремни. Мягкие, с застежкой, они как нельзя лучше подходили для того, что он задумал.

Вытащив два, он сел, застонав, когда в движении провел своей твердой как сталь, плотью по ее лобку так, что чуть не сошел с ума. Он хотел раздеть ее до конца и увидеть то место, предназначенное только для него.

Она посмотрела на ремни в его руках, потом подняла глаза на него и улыбнулась такой милой улыбкой, что он не мог не наклониться и не поцелован, ее.

Аманда млела под натиском его поцелуя. Она была так близка к оргазму, что еще одно движение — и она взорвется, как игрушечная ракета с коротким фитилем. Он понятия не имел, как мучительно приятна для нее перспектива почувствовать свои руки связанными. Если она не сможет дотронуться до него, то не сможет и ничего испортить. Для нее это беспроигрышный сценарий.

А он так хорошо умел прикасаться. Он опустился на нее, и она почувствовала себя на самой грани экстаза, но ей нужно было больше, всего чуть-чуть больше.

Она сама прижалась к нему, разводя шире ноги, чтобы усилить трение между их телами. Двигая бедрами по кругу, она неистово искала то последнее прикосновение, которое вызовет взрыв.

Но он безжалостно отстранился, подвинувшись так, что, как бы она ни выгибалась и ни крутилась, она не могла достичь необходимого ей контакта.

Она оторвалась от его рта.

— Саймон! Пожалуйста, мне нужно, чтобы ты дал мне кончить. Я уже так близко, — молила она.

Он взял в руки ее лицо.

— Малышка, я хочу почувствовать твой вкус. Я хочу прикасаться к тебе. Я хочу быть в тебе, когда ты кончишь со мной в первый раз. Пожалуйста.

Она в смятении подняла на него глаза. Его желание и ее… чувствовать себя такой желанной… это победило.

— Хорошо.

Он улыбнулся и поцеловал ее с явным одобрением. Потом она ощутила, как его пальцы работают над ее запястьями, и обнаружила себя свободно привязанной к кровати. Если бы она дернула рукой или попробовала развязаться, она бы легко освободилась, но ей этого не хотелось.

Он стал спускаться вниз по ее телу, пока не добрался до пуговицы и молнии на ее полотняных брюках-капри. Он расстегнул их и начал стягивать, снимая вместе с ними и трусики. Когда он добрался до ее стоп, ее теннисные туфли и носки тоже были сняты, так что она осталась совершенно обнаженной и открытой его взгляду к моменту, когда он выпрямился на краю постели.

Теперь она выглядела очень уязвимой. Ее выражение волнения и тревоги было невозможно неверно истолковать.

Он покачал головой.

— Ты великолепна. — Темные кудряшки скрывали секреты ее женственности, и он снова опустился на постель, чтобы зарыться пальцами в их шелковистый пушок.

Она зажмурила глаза и застонала, когда он вдавил один палец между наполненными губами. Он нашел ее клитор и прикоснулся к нему. Очень легко. Он пока не хотел, чтобы она испытала оргазм. Только что она была почти на грани, а он не лгал, говоря, что собирается быть внутри ее.

Он хотел почувствовать ее вкус, хотел, чтобы от наслаждения она до такой степени потеряла разум, что когда он соединит их тела, у нее не будет возможности нервничать из-за его размера. Он никогда не причинит ей боль, но она ведь узнает об этом только после того, пока они займутся любовью.

Он приказал себе перестать беспокоиться. Она доверяет ему достаточно, чтобы играть с ним в сексуальные игры. Она не станет чудить, когда увидит его эрекцию.

Она выгнулась, поднимаясь над постелью, ее тело пылало от страсти.

— Если ты очень скоро чего-то не сделаешь, я закричу.

— Ты обязательно закричишь, но это будет потому, что я что-то сделаю.

Она сдавленно рассмеялась, но смех прекратился, когда он раздвинул ее шелковистые бедра и зарылся ртом в ее влажную и припухшую плоть. Она была гладкой, и сладкой, и горячей, такой чертовски горячей. Он делал это с другими женщинами, но не помнил, чтобы хоть когда-нибудь был так возбужден, как сейчас. Каждая волна наслаждения в ее теле передавалась ему.