Независимо от того, как ведут себя их враги.

То есть мы люди первобытно-общинного или раннефеодального строя, такими нас извольте и принимать, а вот вы, культурные господа, уж ни в коем случае не выходите за рамки. А то мы вас назовем варварами. И на весь мир это ваше варварство ославим.

«Нет, парень, — думал Тарханов, прогуливаясь по дорожке перед домом Чекменева и ожидая приезда начальника, — ты у меня получишь разборку по полной средневековой программе. Какой там у вас сейчас, одна тысяча триста восемьдесят третий год Хиджры? Для нас это как раз времена Куликовской битвы и сожжения Москвы Тохтамышем.

Вот из этого и будем исходить.

А то — цивилизация, гуманизм! Никто и никогда за пять тысяч лет писанной истории об этом гуманизме и понятия не имел. Французские просветители сдуру придумали, а теперь все носятся с ним, как с писаной торбой, не желая замечать, чем все это на практике оборачивается. Нет уж, увольте».

Но ведь и оформить соответственный подход к такому герою надо поэффектнее. Чтобы раз и навсегда отбить желание и возможность думать по-своему.

Помочь в реализации этой справедливой, но достаточно абстрактной мысли мог единственно старый дружок. Вадик Ляхов, умеющий с равным эффектом класть пулю в пулю на полверсты и к месту цитировать афоризмы Марка Аврелия.

…Когда Вадим, привычно вложив полтинник в ладонь швейцара, поднялся лифтом на свой шестой этаж и вошел в квартиру, телефонный звонок, похоже, охрип, а сам аппарат перегрелся, надрываясь.

Его дребезжание было слышно уже на площадке, не смолкало, пока он отпирал закрытую на два замка дверь, шел в кабинет, первый в его жизни и обставленный в полном соответствии с мечтами и вкусами.

Надеялся — не успеет, поскольку ничего хорошего от этого звона не ждал.

Но телефон продолжал добиваться своего и все-таки добился. Стоя рядом с аппаратом, не взять трубку Ляхов не смог.

Рефлекторно.

— Слушаю вас.

— Ты, Вадим? — Голос Тарханова, с его неистребимым ставропольским акцентом, он узнал сразу.

— Нет, Лиза Черная, — неизвестно почему назвал он имя популярной в этом сезоне цыганской певицы. В смысле — не задавай дурацких вопросов.

— Так я хочу тебя видеть, — Сергей на шутку не среагировал.

— Подъеду. А куда? Может, лучше ты ко мне? Я еще и портянок не размотал после вчерашнего боя.

— В курсе. Мне уже доложили. Я же теперь большой начальник… — Тарханов оборвал фразу. — Не по телефону.

— Поздравляю. И все равно приезжай, Серега. Посидим, согреемся, шестой этаж, стены толстые. Нет, правда, надо.

— Согласен. Еду. Тем более я неподалеку.

Тарханов появился буквально через десять минут, как всегда, в безупречно сидящем на нем кителе, с кобурой пистолета на поясе, что означало — полковник находится при исполнении.

Обнялись, похлопали друг друга по плечам и спинам, то есть — рад видеть тебя живым, и больше не будем сентиментальничать.

Вадим увлек друга к бару, но Тарханов отказался, что было странно.

— Ко мне подскочим, вот тогда, — не вдаваясь в подробности, сказал Сергей. — Давай лучше кое-что уточним на свежую голову.

— Надо понимать, допрос с меня снимать будешь?

— Какой допрос? Дежурный по базе и исполняющий обязанности командира группы мне доложили, что смогли.

Пленников твоих пока изолировали по одному, но допрашивать их оснований нет, пока от тебя соответствующего рапорта не поступило. Вот и расскажи мне с возможными подробностями, что и как. Тогда и думать будем.

Ляхов рассказал не только строго фактическую сторону, но и свои соображения по поводу каждого эпизода.

— Знаешь что, я бы хотел, чтобы о задержании Герасимова по официальным каналам прокурору не сообщалось. А если вдруг обратится — не в курсе, мол.

— Что, может обратиться?

— Вполне может. Дочка ж его там присутствовала, все папаше доложила, а он, как ни крути, официальное лицо, в некотором роде по отношению к нам — вышестоящее. Сотрудник его арестован, и все такое…

— А может и не обратиться? — Тарханов, закинув ногу за ногу, вроде бы полностью поглощенный рассматриванием солнечного блика на носке своего сапога, держался сейчас не только как старый друг. Явственно в нем ощущался начальник отдела спецопераций разведуправления штаба Гвардии. Ну а как же? Служба службой.

— Вполне, — легко согласился Вадим. — Поскольку я его об этом попросил. Оно же еще и так и так может повернуться.

— Свою игру затеял?

— Почему свою, нашу. Мы с Василием Кирилловичем по определенным вопросам взаимопонимания уже почти достигли. Считаю — он может оказаться человеком чрезвычайно полезным.

— Я и говорю — своя игра. Ну, пусть так и будет. Выйдет — хорошо. Нет — ты для нас лицо совершенно постороннее. Академия к разведупру отношения не имеет.

Вдруг Вадим увидел, а еще точнее — ощутил, что несгибаемый полковник словно чем-то смущен.

Собирается сказать — и никак. Вначале ему показалось, что это касается нынешней ситуации. Вроде бы должен, но не может произнести фразу типа: «А теперь, господин Половцев, сдайте оружие и следуйте за мной».

Однако нет, тут — другое.

А если так: «Ты знаешь, Вадим, я встретил в Кисловодске твою Елену, и мы…»

Тоже не похоже, но несколько ближе.

— Давай-давай, говори, что собрался, — поощрил он товарища и кивнул ободряюще. — Про женщин я пойму. Про остальное… — после легкой заминки, словно не зная, как бы это получше сформулировать, Ляхов усмехнулся, скорее, сочувственно, — в меру сил постараюсь.

В который уже раз этот несложный фокус Тарханова удивил.

— Как тебе всегда удается… Ладно, короче, так… Остановился я ночью в Пятигорске возле входа в гостиницу, курева купить, и вдруг окликает меня девушка, моим исходным именем. Обернулся — вот черт! Оказалось, тогдашняя еще подруга…

Когда Сергей закончил излагать историю своей встречи с Татьяной, плавно перетекшую в описание боя в отеле, и вплоть до возвращения в Москву, у Ляхова уже были наготове уточняющие вопросы.

— Значит, говоришь, предварительно ты о чем-то подобном подумал?

— Именно о чем-то, но совершенно неконкретно. Вспомнил наши с тобой разговоры насчет предчувствия и предвидения…

— Так. И твоя встреча с Татьяной здорово смахивает на мою с Еленой. Даже очень здорово.

— Ну?

— И мы практически одновременно попали в очередную заварушку. И успешно из нее выкрутились, хотя и по-разному. Да, забавно.

Ляхов закусил нижнюю губу. Его гипотеза насчет страдающего отсутствием оригинальных идей режиссера получила еще одно подтверждение.