Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Н.С. Лесков в своей серии пересказов библейских легенд и апокрифов дал очень хороший очерк: «Лев старца Герасима»[211].
На Людогощинском кресте Герасим изображен сидящим на стуле, а лев — стоящим на задних лапах и лижущим пустынника. Стул вырезан на кресте не без смыла — художнику нужно было показать, что Герасим не просто проходил по пустыне, а что он имел здесь оседлость, мебель, был не путешественником, а настоящим пустынножителем, каким его и рисует житие.
* * *
Обзор восемнадцати отдельных медальонов, разбросанных по всей площади древообразного Людогощинского креста, завершен. Разбросанность и кажущаяся случайность подбора персонажей оказались обманчивыми. Самое простое первоначальное предположение, что изображенные здесь Федор, Герасим, Илья, Иваны, Кузьма, Фрол всего лишь патроны соименных им неведомых людогощичей XIV столетия, должно отпасть, так как ему противостоит стройная, тонко продуманная и изящно осуществленная система новгородского скульптора и живописца Якова Федосова.
Ключ к пониманию своей системы художник трижды изобразил на самых видных местах креста, вырезав небольшие двенадцатиконечные крестики, как бы вплетенные в круг. Если увеличенную схему такого двенадцатиконечного креста мы наложим на раскидистую и пеструю «крону» изделия Якова Федосова, то сразу же на малых перекрестиях обозначатся четыре замкнутые композиции из двух или трех медальонов:
А) смерть Иисуса Христа (№ 1–3);
Б) Илья в пустыне (№ 7, 8, 9);
В) Федор Тирон (№ 10, 11, 12);
Г) деисус (№ 4, 5, 6) на срединном перекрестии.
По большим теологическим темам «плоды» «разумного древа» распадаются так:
1) идея непосредственного обращения человека к Богу — 9 медальонов (№ 1, 7-10, 13, 16–18);
2) христологический цикл — 6 медальонов (№ 1–6);
3) праведные действия последователей Христа — 3 медальона (№ 14 — добрые пастыри, благословляемые Христом с небес; № 15 — победитель мирового зла; № 17 — целители-бессребреники).
Если вторая и третья темы занимают срединную позицию на главном перекрестии, то первая тема — непосредственное общение человека с богом — охватывает как бы кольцом центральный христологический цикл и тему последователей Христа (см. схему).
Как художник, Яков Федосов проявил много вкуса и знания литературы. Чего, например, стоит изображение скачущего Иосифа Аримафейского, опоздавшего к моменту смерти своего учителя. Как контрастны отношения персонажей креста к хищнику — льву: ветхозаветный Самсон уничтожает зверя, разорвав его пополам, а живущий по Новому завету благодати христианин Герасим лечит льва и делает его ручным.
В федоровском цикле художник с необычайной экспрессией изображает позорную тяжесть чужеземного плена: обнаженная мать Федора обвита кольцами змеиного хвоста, но герой уже вонзает свое копье в горло похитителя. А в соседнем медальоне эпический богатырь уже выводит освобожденную мать из места тягостного плена. С большой тонкостью мастер Яков показывает непобежденность другого Змея, с которым в ярой схватке бьется святой Георгий. Это предостерегает, мобилизует…
Но, может быть, самым интересным и неожиданным является необычный деисус в середине «разумного древа». Где происходит действие? Почему предстоящие (богородица и Предтеча) не стоят, а сидят на каких-то стульцах или лесных пеньках с «летораслями»? Иисус, сидя на троне, держит у груди книгу в орнаментированном переплете, которая, как уже говорилось, является геометрическим центром всего сооружения, что, очевидно, не случайно.
Напомню, что фигуры и жесты Марии и Иоанна не выражают просительности, «моления»; вся композиция скорее говорит о беседе, о собеседовании с мудрым книжником. Быть может, нас приблизит к разгадке федоровский цикл всех трех медальонов правого вертикального перекрестия Г. Средний медальон (№ 11) превосходит по своим размерам все остальные семнадцать. Здесь дана самая сложная композиция (Федор, его мать, конь, Змей, дерево).
Федоровский цикл, основанный на литературных и фольклорных источниках, можно трактовать и как идею освобождения русской церкви от опутывающего ее зла; золото на матери-пленнице, кормление ею змеенышей — все это могло входить в аллегорию греховной церкви, грехи которой смыты потоком воды, пущенным архангелом по просьбе Федора.
Место Федора Тирона в системе годового богослужения было значительно — вся первая неделя великого предпасхального поста называлась «федоровской» уже в XI в. День памяти Федора отмечался, как уже выяснилось выше, дважды в году: один раз «в числе» (17 февраля), как у всех святых, а другой раз он был включен в пасхальный цикл и перемещался в зависимости от срока пасхи. Такое исключение было сделано и для другого людогощинского персонажа — Иосифа Аримафейского. Почетным подвижным днем Федора Тирона (после его посмертного чуда при Юлиане Отступнике) стала «суббота первой седмицы великого поста».
В 6867 г. (1359/60) обе памятные даты сошлись, как мы помним, на одной неделе: в понедельник 17 февраля был обычный именной день Федора Тирона, а в субботу той же недели, 22 февраля 1360 г., отмечалось празднование памяти Федора Тирона как избавителя народа от идоложертвенной пищи при императоре-ренегате. Поэтому первая великопостная седмица в интересующем нас году была как бы дважды федоровской.
Мной уже было высказано предположение, что Людогощинский крест с его гиперболизированным федоровским циклом был поставлен в торжественный момент Федора Тирона.
В православной русской церкви сорокадневной великий пост был временем покаяния и как бы подготовкой к главной исповеди года для каждого человека в великий четверг на страстной неделе.
Церковная служба в федоровскую седмицу была очень строга; только что была отпразднована масленица с ее карнавальным полуязыческим разгулом, прощеное воскресенье было отречением от этой шумной суеты, а уже во вторник начинался интереснейший цикл «мефимонов», когда в процессе богослужения читался великий канон Андрея Критского, в котором давался широкий исторический обзор ветхозаветных и евангельских событий.
Такая конструкция богослужения в федоровскую неделю (понедельник, вторник, среда, четверг) давала основание не только для повторения уже известного, но и для изложения той или иной новой концепции или для сомнений и толкований по поводу услышанного. Книжникам, искавшим глубины разума, «древо разумное» с его мудро подобранными «плодами», подобное Людогощинскому, могло служить хорошим подспорьем, своего рода наглядным пособием, в котором почти все было канонично, все персонажи были взяты из Библии или патриотической литературы и в то же время ощущалось особое отношение к духовенству: на кресте изображены (не считая Христа) двадцать два человека, четыре ангела, два коня, два льва, два Змия и ни одного епископа или простого священника. Умолчание могло быть преднамеренным.
Тонкий, продуманный подбор