Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда он выбрался и, восстановив дыхание, пошел дальше, надеясь, что что в этот раз ему точно повезет — понял, что уда не случилось.
Серые знаки делений. Невозможность сделать даже экстренные вызовы. Оставалось одно — идти. Искать. Надеяться, что повезет, но не иметь никаких гарантий того, что это место в зоне сотового покрытия.
Падал, вставал. Иногда просто терял силы, перед глазами темнело от сильно удара по голове — тогда он просто опускался на колени в снег, восстанавливал дыхание, прятал телефон на груди, чтобы не выронить и не потерять в снегу, и шел вперед.
Он мог вернуться назад. Мог понадеяться на удачу и переждать в вертолете. Но понимал: к полуночи мороз станет только крепче, и сомнительно, что и он сам, и раненный пилот переживут такую холодную ночь. Нужно было искать пути к спасению незамедлительно..
Время замерло. Только холод, лютый, колючий, проникающий под одежду, леденящий кровь. Пальцы рук и ног уже утратили чувствительность, но мужчина понимал: его спасение — в движении. Он не умел сдаваться. Только не сейчас, когда в его жизни наконец-то появился смысл…
На какой-то момент ему показалось, что одно из делений зажглось белым. Возможно, это были игры его воображения — но в то же время источник сил. Подув на окоченевшие даже в перчатках руки, он оглянулся по сторонам.
Вертолет давно скрылся за высокими соснами. Оставалось верить, что дорогу обратно отыскать не составит труда — такие следы, напоминающие траншеи, быстро не заметет.
Когда он окончательно убедился, что идет верх по склону, а не вниз, как все время казалось, адреналин выплеснулся в кровь, вызвав на его губах подобие улыбки. Еще спустя четверть часа белым загорелось уже два деления.
Пальцы не слушались, когда он писал сообщение. Сенсорный экран почти не реагировал, текст напоминал набор хаотичных знаков.
Маршрут. Авария. Отправить…
Отправка невозможна.
Едва не закричал от отчаяния. Но нет, нельзя сдаваться, ведь удача так близко, почти в кармане. И, увидев несколько сваленных под уклоном деревьев, из последних сил ускорил шаг.
Еще немного. Еще совсем немного…
— Я вернусь, Милана, — прошептал он, дуя на пальцы и экран мобильника. — Вернусь и посмотрю в твои глаза снова…
Писк известил о том, что сообщение отправлено. И он, президент крупной корпорации, привыкший повелевать и властвовать, едва не расплакался от удачи в этот момент.
Жуткий вой разорвал тишину. Так близко, что в этот раз его нельзя было перепутать с воем ветра. Но страх, прокатившийся по позвоночнику, тут же вышибло иным чувством — когда телефон завибрировал в его руке, требуя принять вызов…
Связь была ужасная, с треском помех, голос говорившего то и дело прерывался.
Они потеряли их на радаре. Пытались отследить по спутнику. Сейчас это будет сделать легко — просто запеленговать звонок.
— Метеоусловия ужасные, но мы вылетим немедленно. Возвращайтесь в укрытие и попытайтесь продержаться. Ищите все, что может поддержать тепло. Жидкость в термосе, нагревательные элементы в системе отсеков управления. Держитесь. Мы немедленно отправляем военный вертолет…
Связь оборвалась резко — будто новый порыв вьюги рассеял ее по необъятным лесным просторам. Но это уже было неважно.
Он смог. Дозвонился. Вызвал подмогу. Скоро их спасут, и он снова увидит свою любимую женщину. Свою Милану.
Закрыл глаза, вспоминая, как таяли на губах ее горячие поцелуи, как млела она в его руках, теряя себя и растворяясь в наслаждении и счастье. Как впервые доверила ему свою душу и тело. Теперь он точно знал, что они подходят друг другу как никто и никогда на этой земле.
Тряхнул головой, понимая… да, он едва не задремал сейчас под действием лютого холода, позволив себе отдых и задумавшись о ней, любимой и желанной.
Смерть от холода — самая ласковая смерть. Просто засыпаешь…
Попытался вскочить на ноги — и замер. Два желтых огонька горели впереди, и неотрывно следили за ним. Не сразу мужчина понял, что это такое. А именно — глаза зверя…
Крупный волк замер в двух метрах, осалив клыки и изучая свою добычу. Нападать не спешил: знал, что никуда она больше от него не денется.
И словно в подтверждение намерений лесного хищника, в ближайших соснах раздался пронзительный вой как минимум пяти глоток…
Панический ужас не накрыл с головой, лишая воли и путая мысли вопреки ожиданиям человека, впервые столкнувшегося со смертью лицом к лицу. Смертью, которая, словно Джокер, находилась в поиске разных лиц. Являла то сигналы отказавших приборов, то холод, то оскал волчьей пасти.
Он всегда был реалистом. Не понимать, что это все, конечная точка пути — для тех, кто летает в облаках и верит в несбыточное. Усмехнулся, почему-то без страха глядя в светящиеся глаза лесного хищника.
Вот, значит, как это будет. Не от шальной пули конкурентов или крыс, засевших в совете директоров, не от ДТП вследствие езды на бешеной скорости, не от рано отказавшего сердца. А смерть — хитрая сука. Дала ему поверить в то, что умереть этой ночью не суждено: сначала смягчив падение, затем погасив искры от столкновения геликоптера с землей, даже дав ему дозвониться и поверить, что все, каких-то два три часа — и спасение придет. Жестокая ирония. Если вспомнить — он и сам так поступал когда-то, завоевывая место под солнцем.
— Ну, привет, серый, — потрескавшиеся от мороза губы с трудом шевелились. — Ты тоже хочешь согреться? Понимаю.
Волк угрожающе зарычал. Где-то рядом промелькнули другие тени — крупные и серые. Окружали, изучали, прикидывая, как лучше напасть.
Это было глупо и дико, но в какой-то момент он искренне восхитился волками, кружащими вокруг. Они не скрывали своих намерений. Они вели себя… по-честному, что ли. Так, как не умели люди.
Серая тень зверя двинулась вперед, протаптывая траншею в снегу. Тотчас же за ним выстроились в ряд еще двое животных. Светящиеся глаза гипнотизировали, не отпускали.
«Вожак, — понял мужчина, — всегда идет первым, не боится пасть от пули охотников. В них действительно куда больше достоинства»
Справа, за соснами, сверкнула еще одна пара глаз. Вожак стаи поднял голову и завыл. И на мужчину в тот момент снизошло озарение.
Нет — не то, что он сейчас умрет. Даже не то — что его растерзают живьем, и это будет ужасно, мучительно и больно. Это он уже понял и даже принял. Но
