Да, в своё время ещё незабвенный Козьма Прутков сказал бессмертные слова: «Специалист, как флюс, односторонен». И бывает так неловко наблюдать, как взрослый человек, выдающийся программист, вэб-дизайнер или даже нанотехнолог, словом, крупный, состоявшийся специалист в своём деле оказывается косноязычным и не умеющим публично выступать человеком, не умеющим связать пару слов без шпаргалки…

Александр Лук иронизирует по этому поводу: стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, дойдя до конца азбуки.

Но как заинтересовать человека, пригласить его идти по пути познания и совершенствования самого себя? Сначала придётся ему сообщить, что знает он пока очень мало. «Мы знаем 10 % того, что читаем, 20 % того, что слышим, 30 % того, что видим, 50 % того что одновременно и видим и слышим, 70 % того что обсуждаем с другими людьми, 80 % того, что испытали на опыте, 95 % того, чему учим сами» — говорил У. Глэссер.

Немецкий философ Эдмунд Гуссерль был склонен требовать от знания такой крайней строгости и точности, какая не встречается даже в математике. Биографы Гуссерля с иронией вспоминают в связи с этим случай, произошедший с ним в детстве. Ему был подарен перочинный ножик, и, решив сделать лезвие предельно острым, он точил его до тех пор, пока от лезвия ничего не осталось.

С. Льюис, высмеивая подготовку, которую давал Уиннемакский университет своим питомцам, сообщает, что их обучили «санскриту, навигации, счетоводству, подбору очков, санитарной технике, провансальской поэзии, таможенным правилам, выращиванию турнепса, конструированию автомобилей, истории города Воронежа, особенностям стиля Мэтью Арнольда, диагностике кимопаралитической миогипертрофии и рекламированию универмагов».

А можно ли построить процесс обучения не конкретным вещам, не обращению с предметами, но работе с самим собой, со своим мышлением? Можно ли человека научить думать продуктивно, творчески? И когда следует начинать учить? А как учить?

Бигуди № 17

Известный мудрец и богослов Настор-ад-Дин Шейх Мухаммад Мансур — учитель Омара Хайяма — говорил своим ученикам: «У саранчи пять способностей, но ни одного таланта. Она бежит, но не быстро; ползает, но только по земле; летает, но невысоко; плавает, но недолго; копает, но неглубоко. В каждом из вас тоже заложены способности. Сколько их? Я пока не знаю. И моя задача — довести до совершенства…». Какую же задачу желал решить мудрец?24

Очевидно, начинать учить творческому мышлению надо, как минимум, со школы — если это не начали делать ещё в детстве родители. Потому что, лишая любого человека возможности в будущем творить, мы не только отнимем у него огромную долю радости жизни, не дадим ему реализовать свои способности и стать счастливым, но лишим и общество, цивилизацию чего-то, возможно, исключительного, выдающегося, неповторимого. Ведь творческие способности присущи индивидуальности каждого человека ещё с раннего детства.

К примеру, большинство современных ученых склонны считать синестезию (характеризующуюся, в частности, восприятием одного и того же явления разными органами чувств) свойством человека, но не патологией и не болезнью. Среди проявлений синестезии — способность слышать свет («цветной звук»). Большинство новорождённых подобным образом и воспринимают первое время окружающий мир. Такое же мироощущение имели и древние, что немало стимулировало их мифологическое мышление. Творческие люди в той или иной степени сохраняют синестезическую способность «запечатлевать», а не запоминать.

Суматошная среда современной цивилизации мешает нам ощущать мир, как это умеют дети. В древних Афинах все было несколько иначе. И там вовсе не собирались величайшие умы эллинского мира. Почти все афинские гении сформировались на месте, в результате социальной преемственности, общения друг с другом, благодаря тому, что понимание и «спрос» на их творчество встречалось не только в кругу ценителей, но и со стороны народа. Но никакие генетические данные не позволяют думать, что афиняне наследственно превосходили окружающие их современные народы. Секрет весь заключался именно в стимулирующей среде».[84]А предпосылки гениальности определялись особостью мировосприятия — по-видимому, теми самыми синестезическими свойствами древнего человека, которые на благодатной почве и давали свои результаты.

Откройте, например, знаменитую книгу К. Чуковского «От 2 до 5». Разве не вся философия искусства — во фразе совсем ещё маленького человека, но уже большого творца: «Я так много пою, что вся комната делается большая, красивая…». Попробуйте сами придумать новые точные слова так, как способны малыши — не зря Чуковский назвал их величайшими умственными тружениками нашей планеты. Только живой творческий ум ребенка может переоткрыть слово «никчемный» или создать «обутки» и «одетки», «подхализу» и «кучело». Куда же с годами уходят эти самые «высокие качества детского разума»? Почему мозги становятся, по выражению пятилетней девочки, недодумчивые?

Кстати, влияние детских писателей на взрослую жизнь мы сейчас наблюдаем в громадном масштабе: капитализм в нашей стране построен в точности по детской сатирической книге Носова «Незнайка на Луне».

Эйнштейн говорил: если ученый не может объяснить, что он делает пятилетнему ребенку — значит, он шарлатан.

В современной педагогике существует понятие образовательных целей: они упорядочивают формирование у ученика — то есть у маленького развивающегося человека — знаний, навыков и умений. Понятно, знания многогранны: ведь это — факты, общие понятия, причинно-следственные связи, принципы и правила, законы, закономерности.

Можно поставить целью образования просто хорошее усвоение различных компонентов знаний. Но знания об одном и том же могут различаться качественно, проявляться по-разному. Качество знаний можно характеризовать их полнотой и глубиной, осмысленностью или осознанностью, оперативностью и гибкостью, системностью и систематичностью, свёрнутостью и развёрнутостью, конкретностью и обобщённостью, прочностью и т. д.

Профессор Т. Черниговская, исследуя становление речи у человека, сравнивает его речевой аппарат с часовым механизмом: до определенного критического возраста (примерно, лет до пяти) ребенок должен получить «инъекцию» речи, а затем — запустить эту машинку речи и развивать свои лингвистические способности дальше. В этих словах ученого просматривается одно важное, далеко «недетское» превращение (хотя, в рассматриваемом случае и удающееся именно детям намного успешнее, чем взрослым) — переход количества накопленной информации в качественный скачок в обучении. «Мне кажется, что мы почти во всех науках дошли до предела — предела накопления данных, — говорит далее Т. Черниговская. — А что с ними дальше делать? Нужен прорыв! Должен придти гений, который посмотрит на ситуацию со стороны».