– Убедился? – лениво осведомляется она.

В ответ на обидные слова, донесшиеся из-за третьего столика, за вторым столиком достали и демонстративно положили перед собой обрез, изготовленный из винтовки Мосина. Третий столик посовещался, подозвал Люду и отправил второму столику пузырь «Мартеля». Обрез со стола исчез.

Василий придирчиво, с крестьянским тщанием ощупывает получившуюся фигурку – нет ли где несоответствий. Но детали двух разных «киндерсюрпризов» подходят друг к другу идеально. Тогда он вздыхает и отодвигает «парольную» игрушку в сторону.

– Убедился. И что дальше?

– Не, не клиент, – отвечает официантка Люда стриптизерше Виолетте. – Может, отец или брат старший. Очень уж мило беседуют.

– Понятно, – с сожалением вздыхает Виолетта: интересней было б, если б Альку клиент снял. Тогда прояснилось бы, откуда у неё деньжата водятся. Она ещё раз выглядывает из служебки и несколько секунд смотрит на парочку за столом номер шестнадцать. Парочка мирно разговаривает. Виолетта с сожалением вздыхает ещё раз: скучно. – Ну ладно. Пойду я. Рабочая ночь заканчивается – светает.

– Задача ясна? – добавляет Алиса после паузы.

За седьмым столиком празднующий освобождение наконец успокоился. Лицом в салат. Вот она какая, воля-то. Кореша, еле ворочая языками, обсуждают идею сыграть в русскую рулетку. Да вот беда – волына есть, но это «вальтер», а не револьвер. Впрочем, такой затык корешей не останавливает, и они удаляются на свежий воздух. Поиграть в старинную русскую игру. Бугор остается мирно сопеть в салат.

– Ясна-то ясна, но есть одна проблемка, – говорит Василий Полосун. Молчит некоторое время (за которое официантка Люда успевает поставить на их стол новую пепельницу), а потом продолжает: – Я, разлюбезная Алиса, детектив, а не киллер. И убивать никого не намерен. А то у меня лицензию отберут.

– На этот счет не беспокойся, – спокойно отвечает девушка. – Ты, главное, найди его, а уж об остальном я позабочусь.

– Да кто он вообще такой, этот Хутчиш? – морщится Вискас. Задание ему не нравится, несмотря на гонорар. – Знаешь о нем хоть что-нибудь? И кто его ищет?

Алиса нехотя пожимает плечами.

– Ничего не знаю. Слух среди наших прошел, что двадцатимегатонник. Круче некуда. Вранье, конечно, но все равно. В Москве чуть ЦУМ и Кремль не взорвал, еле отстояли. А вот кто его ищет, кто нас нанял… Этого, милый Вискас, лучше нам с тобой не знать. Себе дороже. Наша задача – локализовать субъект и уничтожить. Ты – локализуешь, я – это самое…

– Понятно. А что в Аквариуме? Что этот… как его бишь… генерал Семен?

– А вот тут мы лопухнулись малость: попытались прижать его, когда он однажды почти без прикрытия катался. Думали выпытать у него информашку. Все впустую – только людей потеряли. Представляешь, он простым тараном опрокинул нашу тачку и ушел. А после этого заосторожничал, лег на тюфяки, и теперь к нему не подобраться.

Она затушила сигарету в новой пепельнице и наклонилась поближе к Полосуну. Прошептала еле слышно:

– А ещё говорят, этот Хутчиш ищет установку Икс.

– Ого! – выдыхает Вискас. Потом тоже наклоняется к напарнице и шепчет: – А что это за установка?

– Понятия не имею. Но что-то крайне секретное. В правительстве только человек пять были в курсе. Были, да все вышли. Говорят, мол, наш Белый дом оба раза брали только для того, чтобы карту с её месторасположением найти. Ни фига не нашли.

– Я-асно… – после долгой паузы, словно и не услыхал ничего нового, тянет Вискас. – Значит, работать будем в паре. Есть какие-нибудь соображения?

– Как ни странно, есть. Субъект в городе. Я придумала, на что его можно поймать. Слушай.

Они шептались до самого закрытия клуба.

27 июля, среда, 4.22 по московскому времени.

Голодно стуча колесами, поезд прогромыхал под очередным мостом. На секунду сделалось чуть темнее – самую малость, ибо день рождался сырой и хмурый. Не лето, а недоразумение. Неяркий, струящийся из-под потолка купе свет окрашивал фигуры в болезненные, серо-землистые тона. В этом свете четверо сидящих вокруг стола казались массивнее и угрюмей. Двое кидал, двое лохов.

За накрахмаленными шторками с фирменной зеленой кляксой замелькали первые дома. Потянулись непрезентабельные пыльные и закопченные пригороды, оживляемые редкими в такую рань, спешащими по своим делам поселянами и поселянками. По купе заплясали угловатые тени, вагон сильно качнуло.

Дима хищно оскалил желтые зубы в улыбке, похожей на доброжелательную, и дал сдвинуть карты Анатолию. Не положил колоду, как того требует этикет, на узкий вагонный столик, а из руки. Анатолий промолчал: пока не время.

Железнодорожный сквознячок взъерошил белесый пух на Диминой лысине. Полуотвернувшись от стола, Дима подмигнул подчеркнуто томно и сладко потягивающемуся Паше: начинаем. Действительно, пора было поторапливаться. До прибытия поезда на Московский вокзал в Санкт-Петербурге оставалось минут двадцать.

Паша отработанно замолотил следующую байку – с энтузиазмом, размахивая вроде бы бессмысленно руками. В общем, пассируя, отвлекая внимание.

– У меня приятель был, кореец. Корейцы – жутко азартный народ, век джокера не видать. Собираются в местной чайхане и готовы резаться в кости ночь напролет. И вот его жена забросила дом, детей, скотину – все ради игры. А он однажды не выдержал. Пришел и уволок её домой за волосы… Так на следующий день эта задрипа подстриглась налысо!

Паша и Дима были очень похожи: одинаковые взгляды, короткие, как укол. Одинаковая суетливость в движениях. Приблизительно равный возраст – граждане не первой свежести. Схожие лысины, блестящие постным маслом, одинаковые присловья: «карту ломать надо», «заварился – наварился». Пику оба называли «жир». И все же чувствовалось, что в этой паре шалтай-болтаев Дима был главнее.

Дима наигранно жизнерадостно захохотал над шуткой приятеля. Голос у него был стариковский, дребезжащий, визгливый, как скрипучая уключина. Эдакий живчик с короткими волосатыми пальцами. Руки у него были шершавыми, в каких-то рубцах, ногти черные. А шрам на щеке – грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком.

Нетрезво засмеялся и Петя. Мелко затряслись нечесаные хайры.

Хутчиш вежливо растянул уголки губ и взял свои карты. Посмотрел в них с некоторой брезгливостью – в соответствии с играемой ролью солидного, преуспевающего бизнесмена, слегка уставшего от жизни и потому без проблем согласившегося на сомнительное предложение. Дескать, в секу и дурак сыграет. На руках – дама, король и восьмерка пик: двадцать восемь.

В глубине души Анатолий карты презирал. Огненная вода и азартные игры – вот что превратило приютивший его некогда могучий народ в племя мужчин в юбках. Кукурузную водку и азартные игры привезли с собой по большой соленой воде бледнокожие койоты, и великие воины не поняли, что война бывает разной. Что валеты, дамы и короли – такие же солдаты бледнокожих, как стрелки королевской гвардии. Если б Анатолий вышел на боевую тропу в родных прериях, он бы ни за что не взял карты в руки – это покрыло бы его имя несмываемым позором. Но в краю бледнокожих действуют другие законы и другие правила ведения боя.