Король уже вступил на первую ступеньку лестницы. Услышав слова Рено, он обернулся и очень мягко сказал:

– Наш дед, великий Филипп Август, когда отправился освобождать Иерусалим, не заходил в Константинополь. Он плыл по морю следом за Ричардом Львиное Сердце… Которого ни в коем случае нельзя было оставить без присмотра. Они доплыли до Сицилии, куда уже прибыли их войска. После чего Филипп отправился к порту Сен-Жан-д’Акр, а Ричард задержался, поскольку высадился на Кипре. Он завоевал остров Кипр и превратил его в католическое королевство, которое будет нам в помощь при новом крестовом походе.

Господи боже мой! Только этого не хватало! Неужели Людовик Святой тоже намерен следовать в Святую землю на кораблях и миновать могучую Византию?

– Но, сир, на этот раз у вас не будет англичанина, за которым нужно присматривать! И разве море не опасно для тяжело нагруженных кораблей?

– Меньше, чем сухопутная дорога, если на ней придется сражаться с императором Священной Римской империи. Трудно предположить, что Фридрих II доброжелательно отнесется к новому крестовому походу. Он не хочет его, потому что гордится своим титулом короля Иерусалимского. Франция и сейчас с большим трудом поддерживает добрососедские отношения с двумя заклятыми врагами, которыми, к несчастью, стали папа и Фридрих.

– И что тогда будет с моим несчастным государем, императором Бодуэном? – прошептал в отчаянии Рено. – Он уже столько лет уповает на приход большой и сильной армии, которая, прежде чем отправится в Святую землю, поможет ему укрепить его шаткий трон…

Разговаривая, король и юный Рено спускались по лестнице. Они вышли на крыльцо, и Людовик Святой остановился, чтобы пристально посмотреть в лицо своего собеседника.

– Вы можете быть уверены, что мы не забываем о вашем господине, – сказал он. – Мы знаем о его нуждах и признаем законным его желание властвовать без помех над империей, где он был рожден. Но когда вы станете старше, вы поймете, что в политике невозможно делать все одновременно. Поэтому мы и говорим вам, что должно пройти какое-то время, и нам, прежде чем отправляться воевать с неверными, нужно позаботиться, чтобы королевство не пострадало от нашего отсутствия… Но знайте твердо, что, прежде чем мы отправимся выполнять данный нами обет, мы непременно повидаемся с Его Святейшеством и непременно поговорим с вашим господином. А теперь пойдемте и помолимся. Я вижу, что вы очень нуждаетесь в молитве!

Умолкнув, Людовик спустился с крыльца и, широко шагая, направился к старинной церкви Святого Николая, вместо которой очень скоро будет красоваться Святая капелла-реликварий Пьера де Монтрея. Погода стояла холодная, король был в сером плаще, опушенном белкой, который колыхался в такт шагам. Во дворе толпились солдаты, просители, чиновники, все они низко кланялись своему государю, а он отвечал им улыбкой и взмахом руки. Рено едва поспевал за королем, чувствуя и смущение от близости короля, и гордость от того, что разделит с ним его молитву.

Внезапно перед Людовиком появился высокий мужчина, он низко ему поклонился, но с дороги не ушел, напротив, преградил королю дорогу. Что было не так уж трудно, так как этот человек был не только высок ростом, но и широк в кости. Темноволосый, смуглый, с глазами, горящими странным огнем, он стоял неподвижно. Руки его были похожи на дубовые сучья, шея – на шею быка, и, когда он обратился к королю, от его громового голоса вспорхнули голуби, сидевшие на крыше конюшни.

– Она умирает, – проревел он. – Божественная женщина умирает от стыда и гнева, и ты, король Людовик, будешь причиной ее смерти!

Властным движением руки Людовик отстранил стражу, которая была уже готова броситься ему на помощь. Человек, похожий на разъяренного быка, выглядел устрашающе, но король смотрел на него без всякой опаски.

– Кто ты? – спросил он. – И кто эта женщина, чья смерть отяготит виной мою совесть?

– Не имеет значения, кто я таков. А она? Никто не достоин произнести ее имени! Даже я, который любит ее на протяжении многих лет. Она страдает, ее женское достоинство уязвлено, ее гордость кровоточит, и я пришел, чтобы сказать тебе: верни ей почести и исцели гордость. Отправляйся к ней, пока еще не стало поздно! Поезжай вместе со мной и преклони перед ней колени, как она преклоняла их перед тобой. Выскажи ей свои сожаления…

Громко выкрикивая свои слова, незнакомец возбуждался все больше, и его блуждающий огненный взор откровенно беспокоил начальника стражи. Он намерен был вмешаться.

– Сир… – начал он.

Но король махнул рукой, приказывая ему молчать.

– Оставьте нас. Я никогда не отказывался выслушать того, кто считал себя обиженным мною. Но как я могу узнать, кому причинил столько бед, если ты отказываешься назвать свое имя и имя женщины, которую я обидел? Скажи же мне, кто она такая.

Но незнакомец, упрямо набычившись, молчал. Тогда король попросил его хотя бы сказать, где находится эта женщина и куда он должен отправиться, чтобы ее найти.

– На берегу Луары, – заговорил тот, – стоит королевское аббатство, туда удалилась та, что сама была королевой! Славная красотой даже больше, чем короной, она не позволяет приблизиться к себе жалкому супругу, который предал ее! Не хочет видеть детей, которых ему родила! Поезжай со мной в Фонтевро и принеси ей публичное покаяние, какое она принесла тебе!

Людовик сурово нахмурился и резким движением поднял голову вверх. Он понял, о ком говорил незнакомец.

– Ты говоришь о той, кто была королевой Англии, о матери моего кузена Генриха III, которая забыла свой священный ранг и божественные законы и пыталась нас отравить? Ты говоришь об Изабелле Ангулемской, ставшей теперь графиней де Лузиньян…

– Нет, не графиней де Лузиньян! Это всего лишь досадная ошибка! Чтобы навсегда позабыть о ней, она удалилась в монастырь, где покоятся короли из рода Плантагенетов! Аббатство вернуло ей ее королевское достоинство, и в скором времени она будет покоиться рядом с королями. Поедем со мной, говорю я тебе! Я поклялся на алтаре, что прежде чем она закроет глаза и перестанет лицезреть постылый свет этого мира, она увидит тебя у своих ног, плачущим и просящим у нее прощения. Поедем! Еще есть время! Собери своих рыцарей, и поедем к ней многолюдным поездом, чтобы почтить ее по-королевски!

Слова текли неудержимым потоком, и взгляд Людовика, суровый и гневный, наполнился состраданием.

– Безумец! – произнес он с жалостью. – Если бы ты не был безумцем, ты бы не просил невозможного. Так ты говоришь, что Изабелла умирает…

– Нет, пока нет, но она больна, и твой приезд, я уверен в этом, будет для нее лучшим лекарством.

– Она послала тебя ко мне?

– Я прочитал это желание в ее глазах, потому что я ее последняя надежда.

– Нет, ее последняя надежда – всемогущество Господа! Он один может погасить ненависть, пылающую в ее сердце, запертом на замок. Только его мы можем просить вернуть покой ее душе. Я буду молиться за нее.